Глава третья. Романтическая.
Вошел в парадное и подошел к окошку консьержа. За столиком сидел и смотрел телевизор всё тот же смуглый приветливый мужчина, что и два года назад. Я постучал в окошко и он отвлекся от экрана. Радостно улыбнулся и поприветствовал. Скорее всего, он не то, чтобы меня узнал, а Полина его предупредила о моём приходе. Так оно и оказалось.
— Мonsieur Vladimir, Pauline vous a donné le paquet.
Я его поблагодарил и взял протянутый пакет. Открыл его и нашел записку следующего содержания:
— Ишлай тебе откроет дверь, располагайся, я скоро вернусь.
Консьерж вышел из своей комнатки и жестом пригласил меня в лифт. Бесшумно достигли пятого этажа и мой спутник пропустил меня вперёд, потом открыл своим ключом дверь и пожелал хорошо провести время в Париже. Я дал ему пять евро за услугу и он принял деньги с таким движением и выражением лица, какое бывает у добрых знакомых, между которыми деньги не суть отношений. Ни меня и ни себя в неловкое положение он не поставил. Отличный парень, может и посылку на почту отнести и стирку из прачечной забрать.
Вошёл в квартиру, раскрыл сумку, достал смену белья и забрался под душ. Душевая головка была огромная, как цветок подсолнуха и плавно меняла подсветку водяных струй. Кабина наполнилась паром и я немного погрелся. Стало клонить в сон и я выключил душ. Подождал пока с тела стекла вода, а потом насухо вытерся, облачился в заранее приготовленный Полиной халат и пошёл спать. Летел я эконом классом и не выспался ночью, хотя подремать удалось. На диване уже была постель, я нырнул под одеяло и быстро заснул.
Снилось как сидели с Полей в кафе Pouchkine, где директриса Мария-Мауд Лемонд, её хорошая знакомая. Улыбались друг другу и вкусно пообедали. В конце к нам пристроилась Соня Лумис с пирожным “dries von noten” и её друг Жан-Ноэль, потом снился полицейский участок, пакет с деньгами в виде залога. Фантастический сон с женщиной, деньгами, и жандармами. Короче “погуляли”. Ноздри уловили запах кофе Карте Нуар и пришлось вылезать из-под одеяла. Натянул джинсы и пошел на запах в сторону кухни.
— Ну ты Вовик и спать горазд,- сказала Полина и засмеялась.
— Кушаю хорошо тоже,- ввернул я слово и полез обниматься. Приветствие удалось, заодно из тарелки скушал пару маслин.
Обнять русскую женщину, которая к тебе расположена, очень приятно. Это чувство сложно передать словами. Тепло её тела ласкает ещё до момента касания. Это своеобразный поток, схожий с волной морского прибоя. Не простое течение, а с приливом и отливом тепла по нарастающей мощности. Во время отлива, оно не ускользает от тебя, а увлекает за собой в неведомую глубину. Именно при отливе и теряешь голову. А потом наступает прилив, которому ты не можешь сопротивляться и тепло поглощает тебя целиком. После такого объятия, когда касание тел растворяется в мироздании, стоишь замерев, как не успевший загадать желание падающей звезде.
Такие моменты есть и в природе, когда утренний ветерок разгоняет туман с берега озера и ты видишь лист осоки в белой пелене, но не видишь неба и воды. Призрачное состояния между небом и землёй. Возникает потребность что то сказать, но она реализуется в явную банальность, которая не соответствует твоему состоянию. Русская женщина не только его ощущает, но и управляет им. Она приложит свой палец к твоим губам и скажет:
-Молчи, мне не надо слов.
После такого касания, я ощущаю чувство вины перед ней, прижимаю обе ее ладони к своим губам и она меня прощает.
— Садись кушать. По делам прилетел?
— Ностальгия по русскому Парижу, а Полина Морель его главная часть.
— Чем тебя Петербург не устроил?
— При всей его красе это русские задворки. Единение с Россией наступает только во Франции, где жили лишние в своей стране русские. Цари, генсеки и президенты и олигархи не являются носителями духа страны. Они его угнетатели. Только здесь каждый Николай Платонович может найти свою Ольгу Александровну.
— “Тёмные аллеи” перечитывал?
— Они самые, Иван Алексеевич разбередил душу.
— Да, между нашими тут всё глубже и острее.
— В эмиграции любишь то, что потерял, а дома не любишь то, что имеешь и смотришь на Запад. Я уехал давно, но чужой и в России и в Штатах. Это тяжело переносится, независимо от финансового успеха. Это наше русское предвечное, быть лишним везде. Мы не борцы, мы созерцатели. Любое социальное преобразование есть насилие над личностью.
— Но мы здесь чужие тоже.
— Но свободные, недаром свой сильнейший роман “Идиот” Фёдор Михайлович написал в Италии, а Николай Васильевич написал там же “Шинель”, “Портрет” и начал “Мертвые души”. Про Париж я и не говорю, здесь были, есть и будут все русские эмигранты от социалистов до монархистов.
— Поджарить еще оладушек?
— Конечно, я у тебя всю сметану съем сегодня. Ваша creme fraiche не имеет аналогов в мире.
— Ты прав, химик, там кислотность среды 4.5 рН и масла 30 процентов. Рецепт достался от крестьян Нормандии.
Ближе к полудню стало теплее, на телефоне высвечивалась температура воздуха плюс 12 градусов и мы пошли на прогулку до моста Бир Хакейм.
Мне нравится этот мост, особенно барельефы опор и статуя La France renaissante на Острове Лебедей, который является фундаментом опоры моста. Воинственная женская фигура Жанны Д’Арк, на рвущейся в бой лошади, а с другой стороны острова у моста Гренель статуя Свободы, обращенная лицом к своей старшей сестре в Нью Йорке. Мост двухъярусный и когда садится солнце, оно делает подсветку барельефов проходящими лучами, образуя причудливый лучистый бутон в центре опоры. В ясный день, как сегодня, на глади реки вышитые кружевные тени эстакады, как часть графического пейзажа города, начинающегося с тёмного силуэта башни Эйфеля на голубом небе. Мост красив при подходе к нему с любой стороны. Тёмная вода с оттенком цвета сегодняшнего неба, раскинутые тёмно-зелёные крылья ажурных опор на серых каменных постаментах и арки верхнего яруса из сизого металла, между которыми подвешены огромные прозрачные жёлуди светильников, создают растянутую до предела зрения на всю ширину реки Сена конструкцию, как неповторимый art nouveau.
Поезда метро идут по мосту не громыхая, они укомплектованы резиновыми колесами, но это уже технический авангард, который может создать только гуманизм общества, которое не экономит на комфорте граждан. И среди этих сводов, как в галерее, идут не спеша люди, переходя от одной картины города к другой, в сменяющихся рамках арок эстакады. Идут и молчат, останавливаются и любуются зданиями на проспекте Джона Кеннеди, делают фотографии знаменитой Эйфелевой башни и зелени насыпного чуда Île aux Cygnes.
Люди двигаются в определенном ритме, как в танце, встречая и провожая друг друга взглядами, движениями рук и тел. Несколько пар прислонились к колоннам и ведут неслышно беседу, обнимаясь и целуясь на счастливом декабрьском солнце, которое донесло до них тепло Средиземноморья с его романтикой и любовью.
На мосту было немного прохладно, мы сели на метро и проехали несколько остановок до кондитерской Pierre Hermé. Там очень вкусное миндальное печенье. Оно класса изделий Laduree, Aoki и Larnicol. Но мне более по вкусу их малиновые рогалики. Трюфели их вне конкуренции. При нас пара молодых сладкоежек отоварилась на 115 евро. Это и не мудрено, самая дешёвая печенюшка 1.9 евро за штуку. По сравнению с Манхеттеном это цена школьного кафе. Аналогичный кондитерский бутик Lady M на Ист Сайде за кусочек торта просит 8 долларов, а за доставку заказа на дом 100!!! Pierre Herme это The Picasso of Pastry, по утверждению журнала Vogue. Редактору этого журнала можно верить, самое прекрасное в мире проходит перед её взглядом, прежде чем быть признанным в Новом и Старом Свете. Если вы увидите своими глазами печенье ispahan, в котором не известно чего больше, самого печения или свежей малины, и не купите, то будете страдать всю оставшуюся жизнь от неудовлетворенного удовольствия. Не каждый день можно полакомиться печеньем с дикой розой и фуа-гра будет вас звать в Париж снова и снова, при первом же глотке утреннего кофе.
— Вова, пока ты спал в гостиной я пошла в спальню за книгой, которую оставила открытой, но она оказалось закрытой. Правда я сразу нашла нужную страницу,
— Выглядывала кисточка из ниточек?
-Да, привязанных к серебряной пластинке.
— Я положил новую закладку, что бы ты сразу нашла нужное место, если листы вдруг сами перевернутся от сквозняка, поскольку я открывал на пять минут дверь балкона, чтобы посмотреть сверху на жизнь улицы.
— Спасибо, ты внимателен ко мне. В прошлый раз, пролетом из Иерусалима, ты подарил мне серебряную палочку указочку украшенную вензелями и чернением, что бы я внимательно следила за текстом. Но я ею почти не пользуюсь, а только хвалюсь перед подругами, такой ни у кого нет. А до этого ты мне привез из Мексики подставочку для раскрытой книги с золоченым изображением Мадонны Гваделупской и книгой Хуана Виллара о Мадонне. Ты же равнодушен к подаркам, но всегда их делаешь.
— Я не равнодушен к тебе и за все годы взрослого знакомства только 5 раз был у тебя дома, два раза в Ленинграде и тут в Париже уже третий раз. Не так уж и часто, тем более я всегда забываю поздравлять с днём рождения.
— А я и не жду от тебя поздравлений, у меня их много, французы любят такие формальности. Я спокойно жду когда ты приедешь. Знаю, что долго ждать, что визит будет спонтанный, по зову природы русского человека. Тебе же до смерти нравится моё имя “Полина”. Ты даже во сне прошлый раз его произносил :”Поленька, Поленька, Поленька..”, я к тебе подходила, клала руку на голову, ты успокаивался и затихал.
— Не смотря на техническое образование я сенсуалист Поленька. Для меня мои текущие ощущения самая достоверная информация. Мне не нужны цифры и факты, мне нужно тепло рук, еле заметные движения губ и изменение цвета глаз. В разуме, в поступках нет ничего такого, которого не было в моих чувствах. Nihil est in intellectu quod non ante fuerit in sensu. Для меня главное, не какова ты есть в своих глазах или в глазах других, а какова ты в моём воображении, я создаю сам и я сам его люблю. Ты наверное не забыла работу Кондильяка “Essai sur l’origine des connaissances humaines”. В моем понимании любовь, это душевная способность связывать, переставлять и увеличивать воздействующие на тебя качества любимой. Она не даётся от рождения, от рождения даётся инстинкт продолжения рода. Инстинкт угасает с возрастом, а любовь угасает по другим причинам, а может и не угаснуть. Когда нибудь я сильно выпью и поведаю какую я тебя люблю.
— Я тебя сегодня напою ради такого откровения.
-Ок, сегодня будет вечер взаимных откровений, ты ведь тоже будешь пить и рассказывать?
— Уж не смолчу, поверь мне.
Мы провели в кафе много времени и решили пешком прогуляться до дому пока не стемнело. Всего километра два с половиной, от силы три. По правую руку в просветах между домами появлялась и исчезала Эйфелева башня, как бы с удивлением поглядывала на идущих в противоположные стороны десятки людей, которые на нее не обращали внимания. Любопытная историческая башня-старушка, привыкла к толпам поклонников, число которых, к её сожалению, уменьшается к линии горизонта. Человеческий горизонт меньше горизонта башни и люди быстро переключаются на более мелкие детали жизни, такие как витрины магазинов, встречные лица, разговоры по сотовому телефону и слушание музыки через наушники со своих медиа устройств.
Затем свернули к Марсову полю, откуда открылся прекрасный вид на башню. Не ревнуй башня, мы тебя не минуем и в этот приезд. Но близко не подойдем. Отдали дань уважения, а более не ожидай.
К полю подкатили несколько свадебных лимузинов. Ооох, из белого вышли женщины в хиджабах, а невеста как положено, даже чуть более, с открытыми плечами. Это мамы старо-мусульманские, а дочери уже толерантными стали. По улице Федерации вернулись к мосту и почувствовали запах воды. Лучи заходящего солнца осколками сверкали на окнах Культурного центра Японии, резкие тени стали появляться на эркерах домов, количество встречаемых на пути цветных людей стало заметно возрастать с заходом солнца. Мы сели в метро на станции Бир Хакейм и, переехав Сену, вышли на станции Пасси.
