Летним утром роковой человек вышел из дома. За полкилометра от него студентки-археологи раскидывали рюкзаки по микроавтобусу. Вадим Алексеевич, крупных размеров мужчина, утрамбовывал в багажник палатки, спальные мешки и инструменты. Мягко грело солнце, трава трепетала от ветерка. Казалось, жизнь простая и понятная, а проблемы — лишь понарошку. От этого утра веяло чем-то спелым. От него веяло хрустящим зеленым яблоком. Роковой человек повернул за угол.
Вадим Алексеевич высунулся из багажника и спросил, куда делись практиканты.
— Гордей забыл кепку в общаге, — пояснила Рима, высокая девушка, без году магистр.
— Тогда ждем.
Он понимал — проще простого забыть важную вещь перед выездом. А важнее кепки на раскопах, разве что, лопата.
Проходя мимо, роковой человек запнулся о лежащую у автобуса сумку и громко выругался.
— Так, не лугаемся! — улыбнулась Суньмэй, студентка четвертого курса, приехавшая по обмену из Китая.
— Чего столпились тут!
Вадим Алексеевич рассмеялся:
— Мне казалось, мы маленькие и незаметные…
— Ты себя видел!? Орангутанг… — роковой человек сплюнул на теплый асфальт и пошел дальше.
Двое практикантов, запыхавшись, подбежали к автобусу.
— Мы готовы.
Они были в кепках.
ㅤ
Трясясь на переднем сидении, Вадим Алексеевич разглядывал руки: «…и правда длинноваты…». Он посмотрел на себя в зеркало заднего вида: «…да, красавцем никогда не был, но точно не обезьяна…». Потом взглянул на живот: «…для моего возраста ничего особенного…». Впервые за тридцать лет он вспомнил, как одноклассник назвал его гориллой.
Резко расхотелось ехать. Предстоящая дорога казалась чересчур долгой. Стало жарко. В салоне пахло разогретым дерматином, и даже «вонючка», болтающаяся на веревочке, не спасала.
***
Автобус подъехал к озеру. Солнечные лучи отражались от воды и слепили. У берега стояла разбитая деревянная лодка. Археологи распределили между собой вещи и стали подниматься в гору. Шли сквозь густой лес. С тремя остановками добрались до каменистой вершины. Начали ставить палатки. Труднее всего приходилось практикантам — Коле и Гордею. Вбивать колышки в скальник было непривычно трудно.
Вадим Алексеевич убирался в маленькой плоскокрышей постройке, сколоченной из досок три года назад.
Солнце садилось за озеро, и можно было долго спорить, откуда закат красивее — с вершины или с берега. Студенты сидели в домишке, ели консервы и выпивали за успешно разбитый лагерь. Спустя два часа Суньмэй ушла спать. За ней уползли пьяные практиканты. Осталась только Рима.
— Скажи, — ухмыльнулся Вадим Алексеевич. — Я похож на орангутанга?
Она рассмеялась.
— Детский сад! Просто вы… большой…
— Большой, согласен. Но и слон большой, и медведь. И кит. Отчего я орангутанг-то?
— Ну задел он вас. Не берите в голову.
Вскоре Вадим Алексеевич остался один. Он расстелил на полу спальник, долго ворочался, а потом уснул, вскрикивая от неприятных снов.
Ему снились коллеги, столпившиеся у входа в институт. Он зашел внутрь и оказался в квартире своей бабушки. Она отвела его в зал со старым пианино, на котором сидела огромная обезьяна.
— Спаси нас, — попросила бабушка и вышла из комнаты.
На закрытой двери переплелись сотни цепей. Вадим Алексеевич вышел в центр зала, надеясь, что обезьяна окажется дружелюбной, но та спрыгнула на пол и зарычала, показав клыкастую пасть. Он закричал в ответ. Началась истерика: «Ты ненастоящая! Ты ненастоящая! Ты… ты НЕНАСТОЯЩАЯ!».
И вдруг обезьяна, словно в обратной перемотке, запрыгнула на пианино и стала превращаться в милую плюшевую игрушку — ту самую, которую ему подарили в пять лет. Вадим Алексеевич глотал воздух большими кусками.
На двери растаяли замки. В комнату вошла бабушка.
— Спасибо, Вадик…
В ее словах звучали то ли страх, то ли безнадежность. «Сейчас я уйду, и эта игрушка снова станет зверем».
Обезьяна стала распухать. Зашевелилась шерсть и вытянулась морда…
— Зачем ты подумал об этом?! — закричала бабушка. — Вадик! Зачем ты об этом подумал?!
ㅤ
Он встал раньше всех и встретил рассвет с кружкой крепкого кофе. Через час проснулись девочки, чтобы приготовить завтрак. На запах еды пришел зевающий Коля. Поев, они взяли инструменты и пошли к раскопу — четырем участкам с наваленными друг на друга каменными плитами.
— Это ранний бронзовый век, — объяснил Вадим Алексеевич. — Глазковская культура. Сапиенсы, — он указал на большие плоские камни. — Надмогильные сооружения мы называем кладками. Человека хоронили с предметами, необходимыми в загробном мире: посуда, курительницы, наконечники стрел, топоры, украшения. Иногда клали еду. Вы, девочки, это знаете. Однако… А где твой друг?…
— Вон он, — кивнул Коля.
Шатаясь, к ним шел Гордей.
— Он что, облеванный? — спросила Рима.
— Не надо сюда идти! — крикнул Вадим Алексеевич.
Гордей медленно развернулся и поплелся к палатке.
— Продолжим. Иногда враждебные племена оскверняли могилу — раскапывали ее, ломали кости, забирали ценные вещи, а потом засыпали обратно, — он вручил Коле лопату. — Девочки разделят кладку на квадраты, а ты снимешь камни. Затем пройдешься по периметру, чуть подрывая дерн. И так с каждой могилой.
— А вы? — спросил Коля.
— Не наглей. Я установлю нивелир. Тебе еще надо будет рейку подержать.
— А что это?
— Глаза не пучь. Узнаешь.
Девочки приступили к работе. Коля ходил вокруг них, подбивая ногой лопату. Вадим Алексеевич уселся на складной стул, который был ему маловат, и стал собирать треногу для нивелира.
***
Два дня прошли незаметно для всех, кроме практикантов. Работая с восьми утра до двенадцати дня, а затем с трех дня до семи вечера, они мечтали вернуться в общежитие и лежать, ничего не делая.
Утром Вадим Алексеевич писал полевой отчет. Он смотрел на мясистые пальцы, сжимающие ручку и думал, что пальцы эти обнаружили немало ценностей и написали еще больше работ. Нужны ли эти работы кому-то? Наверняка, нужны, но особой славы никогда не возымеют. Стоят ли его ежедневные усилия ничтожного куска науки? Наверняка, стоят — но недорого. Он не привык думать о таких вещах, поэтому простодушно в них путался.
Рядом сидела Рима и читала книгу о первых рудокопах Сихотэ-Алиния. Коля с Гордеем смотрели перед собой и гадали, почему от них спрятали алкоголь. Суньмэй жгла палочки, очищающие ауру.
— Значит так, — обратился к практикантам Вадим Алексеевич. — Сегодня начинаем новый этап. Будем расчищать погребения стальными лопатками — мастерками. Работайте аккуратно, чтобы ничего не пропустить и не испортить. Следите за собой. Хороший археолог должен быть внимателен, спокоен и терпелив. — он посмотрел в четыре понимающих глаза. — Для умеющих слушать — мертвецы болтливы.
В первой могиле работала Рима. Во второй — Суньмэй. В третьей — практиканты. Вадим Алексеевич все так же сидел на стуле и наблюдал, как тела его подопечных скрываются в ямах.
Он прекрасно помнил себя в их возрасте — и даже раньше. Природа, запах свежевскопанной земли, лязгание скребков по камням были знакомы ему с ранних лет. Родители были археологами, и потому он усвоил с детства: твои друзья остаются в городе (худшее — в деревне у бабушки), а ты едешь к погребениям. Конечно, Вадим Алексеевич не был орангутангом, гиббоном, или гориллой — но сейчас чувствовал себя маленьким шимпанзе в огромном теле, за которого сделали выбор разумные люди. И, что обиднее всего, этот выбор казался правильным. Он посмотрел на верхушки вековых деревьев и с досадой обнаружил, что обида, неуверенность и сомнения давно бурлят в нем, свариваясь в невкусную экспедиционную похлебку.
— НАКОНЕЧНИК! — вдруг завопил Гордей.
— Дай посмотреть, — попросил Коля.
Вадим Алексеевич подошел к кладке, достал из кармана целлофановый пакетик, вытащил из него зубочистку с красным флажком и протянул Гордею.
— Положи находку на место и воткни метку…
Пообедав, они вернулись на рабочие места. Рима и Суньмэй до сих пор ничего не нашли. А вот практиканты, напротив, впервые увидели человеческие кости.
Конечно, они были к этому не готовы. Копаться непрофессионалам — что в земле, что в себе — дело неблагодарное: копая слишком глубоко, можно обнаружить тошнотворные останки других людей.
— Человек… — сказал Коля, подавляя рвоту.
Вадим Алексеевич поднялся со стула.
— Помогите девочкам.
Он взял мастерок, кисточку, и опустился в могилу, утыканную зубочистками. Из холодной почвы торчал небольшой фрагмент ключицы. Он аккуратно счистил землю и увидел сухожилие. Насупившись, расчистил еще часть. Шерсть… Вадим Алексеевич высунулся из ямы, посмотрел по сторонам и начал работать там, где должен был находиться череп. Под мастерком чувствовалось что-то мягкое. Он резко махнул кисточкой и отпрянул. Над скуловой костью виднелся высохший обезьяний глаз с прилипшими волосами.
Закружилась голова. Зрение стало острее, а мир — четче.
— Сворачиваемся…
Он выскочил из ямы и накрыл ее куском брезента. Так делали каждый раз, когда заканчивали работу.
ㅤ
Вадим Алексеевич лежал без сна, не съев ничего на ужине. «Это просто галлюцинации…». Он ждал рассвета, чтобы в этом убедиться. И действительно — под светом взошедшего солнца обнаружился обычный человеческий череп.
За завтраком Суньмэй отчитывала практикантов:
— Это осело свиссьеное! Нисся в нем ситилать!
— А как нам быть? — возмущался Николай.
— Лейте тасик и ситилаите!
«Только этого не хватало…», подумал Вадим Алексеевич. Он ездил сюда уже три года, и каждый раз стирал одежду в озере. Все стирали одежду в озере.
— У нас ессь легенада, — продолжала Суньмэй. — На гору Хуагу попало яицо. Из яица родисся обезяна. Обезяна пила воду из русья, ела фурукт и пырыгала по горе. Она был осень ловокой и стал король обезян. Ее свать Сунь Укун. Насе месато похосе на гору. Тут тосе ессь вода. А вы в ней ситилаите…
— Хватит трепаться. Пойдемте работать.
Скинув брезент, студенты продолжили раскопки. C костями теперь работала Рима. Вадим Алексеевич нервно косился на ее макушку, видневшуюся из могилы.
Над склоном нависли тучи. Впервые за три дня футболку и шорты пришлось сменить на теплую одежду.
— Ой! — вскрикнула девушка.
Вадим Алексеевич вскочил со стула.
— Что?!
— Наступила на косточку…
— Ничего страшного…
После обеда они сложили очищенные кости в белые конверты. Рима подписала их и убрала в картонную коробку. Ее тоже подписала: «Скалистый склон. 2006.».
На ужин Суньмэй приготовила тушенку с рисом. Ели быстро, почти не разговаривая. Перед сном Вадим Алексеевич решил проверить конверты, и, подходя к коробке, уже знал, что увидит. Он снял пломбу и открыл картонные створки. Набухшая бумага пропиталась сукровицей и жиром. Из порванных мест торчали кости и редкие куски мяса. Кое-где висели лоскуты темной морщинистой кожи.
Он так сильно сжал челюсти, что услышал пульсацию собственной крови.
ㅤ
Утром его напугала распахнувшаяся дверь.
— Ну и запашок тут у вас… — сказал Коля.
— О, вы коробку вскрыли, — заметил Гордей. Он заглянул в нее и спросил: — А зачем?…
Они позавтракали. После еды у Вадима Алексеевича заболела голова. Как прожить тут еще двенадцать дней и не сойти с ума — оставалось тайной. Он оставил Риму за главного и пошел спать, сославшись на плохое самочувствие. Спал плохо, в духоте.
Наступивший вечер словно снился. Страх ослаб. «Посчитают сумасшедшим — значит, так и есть». Вадим Алексеевич подозвал к себе Риму.
— Послушай, — начал он. — Наверно, я немного нездоров, но…
Ее глаза округлились.
— Вы тоже это видели?… В той могиле?
— Да! Орангутанг…
— Нет… — она смутилась. — Там нет никаких орангутангов… Там Антон Юрьевич.
— Какой Антон Юрьевич?
— Мой школьный физрук, — Рима опустила взгляд. — Он заставлял меня ходить на уроки во время месячных…
Вадим Алексеевич поднял брови.
— Знаете, — продолжала она. — Мне кажется, Суньмэй с мальчиками тоже что-то видели… Уж больно странно себя ведут…
— Да? Я и не заметил… А почему молчат?!
— А почему молчали вы?
Он не ответил. Рима пошла к палаткам и позвала всех к руководителю.
— Ребята, — сказал она. — Вы замечали что-нибудь странное в первом погребении?
— О чем вы? — спросил Гордей.
— Тоже не понимаю, — добавил Коля.
— Да! — не выдержала Суньмэй. — Тама мама! Мы… Вобасем, не дурузили…
Кто-то положил руку на плечо Вадима Алексеевича. Тот обернулся.
— Зачем ты думаешь об этом?! — закричала бабушка. — Зачем ты об этом подумал?!
ㅤ
Он проснулся в темноте напуганным и замерзшим. Пахло сырой землей. Снаружи что-то гремело. Вадим Алексеевич вытянул руку и нащупал ледяной брезент. Затем подполз к краю могилы, выдернул из-под камня полотно и высунулся наружу. В лицо ударил ветер, несший с собой пыль. Темный кратер луны, слово зрачок, смотрел в испуганные глаза археолога. Вдалеке гнулись высокие ели. Редкая трава прижималась к скалистому грунту. В склоненных палатках горели фонари. Яркую ткань придерживали силуэты больших обезьяньих ладоней с длинными пальцами.
Еще почитать:
дезертирство и капитуляция — прогулочка
Сон или Реальность. Часть 1
Вся жизнь театр
Разговор
«
»
3 Комментариев