Комолово. Рассказы. Он не растет…

«Совсем я исхудал… — думает Витя. — Заболел, наверное…».

Из привычной жизни выдернуло резко. Не нашлось и минуты сообщить об уходе. Комолово остался без человека.

Подходит Филип.

— Ты бурчал ее имя во сне.

В последнее время Вите не до людей: он гадает, забыла ли о нем Виола.

— Мы обязательно встретимся… — Витя кашляет.

«Совершенный ребенок, — думает Филип. – Совсем не растет».

—

Новые знакомые прощают отрешенность. В стае мучается каждый.

Грязный деревянный пол. Витю забивают ногами. Никто не помогает. Забирают последнее, что осталось — коллекционную монету. Ее подарила Виола.

Гнилые деревянные доски. Ночь. Свет из дыры на крыше.

Филип рассуждает.

— Мы с тобой не люди, Витька. Что человеческого в нас осталось? Страдания? Но ведь не только человечье это дело – страдать. Пашим целыми днями за редисовую похлебку… И не сбежать отсюда. В нечеловеческих мы, Витя, условиях. Ни свободы, ни воли — только силы тратим…

— К Виоле хочу. — Витя скромен. — И к матушке… Больше ничего не хочу.

— Забудь про них. Забудь. Еще больнее будет.

—

Статный парень в сером костюме издевается: «Что ты весь в лохмотьях!? Нельзя ни в чем себе отказывать! Запомни: если хочешь, чтобы не хотелось курить – не бросай, а покури!». Статный парень пинает Витю в лужу.

Все плохо: еды не хватает, спится плохо, сны не снятся. Витя бродит по кругу в истоптанных ботинках. Только лес за забором красивый. А что лес? Его не оближешь.

Стоит себе, да стоит.

—

— Умер, что ли?

— Потрогай пульс.

— Сам трогай, он воняет!

Кто-то берет труп за ноги. Волочает к выходу.

— Когда ты сдохнешь — так же скажем…

Витя сидит рядом. Строит домики из пальцев. «Прости меня, Виола… Живешь ты с кем-то в нашей квартире, а на верхней полке колечко для тебя лежит. Вот найдет его твой хахаль, принесет тебе, и вспомнишь ты бедного Витеньку…».

Проходит час. Длинная лавочка-туалет. Толпа.

Филип убеждает:

— Ты, Витька, как глухонемой, ей Богу. Как ребенок. Столько с нами уже случилось — а ты все о своей Виоле. Жизнь ценить надо. Вчера, вон, Радика застрелили. Нас с каждым днем все меньше. Поэтому новый день для нас – благословение.

—

Витю привязан к столбу. Бьют плетьми. Толпа ликует — ее заставили.

В луже крови видится Виола. Удар, удар, удар… Затем хватают и ставят на ноги. Палач наклоняется: «ЗАПОМНИ, СУКА, ГЛАВНОЕ ПРАВИЛО! ЕСЛИ СПРОСИЛИ – ОТВЕЧАЙ!»

—

Витя лежит на животе. Не шевелится.

— Держись, Витенька, держись!

Витя открывает глаза. Смотрит на плечо.

– Тельняшка?.. Я на пароходе? Сейчас блевану…

Рвет. Слизь течет сквозь доски.

— Вставай, дорогой, вставай… Надо работать…

—

Витя стоит. Снова ночь. Вокруг люди. Напротив маленький бетонный домик.

Филип куда-то пропал.

Больно поворачиваться — смотреть, что происходит. Опухшие глаза еле видят. Вокруг кричат, плачут, падают на землю. Умоляют. Витя поднимает тощую голову к небу. Половинка луны отвернулась — передала звездам право смотреть на суд. Лают собаки.

«Как страшно… Один, а вокруг незнакомцы… Я здесь, а где близкие? Что они делают? Виола… Мама… Как я тут оказался? — по костям текут слезы. — Куда я иду…»

Открывается металлическая дверь. Газовая камера. Скрип.

— Kommt rein, kommt rein! — охранник.

Толпа исчезает в домике. Кто-то хватает за руку.

— Пойдем. — знакомый голос.