Мы с ней планировали мой побег. Она приносила под юбкой необходимые мне для этого приспособления, не боясь при этом оказаться в моем положении. Может это глупость? Или отвага? Или может подстава? Но раз мне удалось сбежать, видимо не подстава. Или максимально коварный план.

   Оледеневшие ноги замёрзли ещё сильнее. Мне показалось, что я примёрзла к земле. Поднявшись, и раздувая огонёк, я больше всего в этой жизни надеялась на то, что он загорится. Он словно олицетворение… олицетворение надежды.

 — Давай, пожалуйста, — взмолилась я так жалобно, как никогда не выпрашивая свободы, — гори, малыш, пожалуйста, — стучали зубы от холода.

   Схватив из камина маленькую полешку голыми руками, я не заметила ожога. В состоянии аффекта даже не подумав взять с собой хотя бы спичек, хотя бы что-то из еды, я даже для самой себя не понимала, зачем взяла этот огонек. И теперь, имея только его, я видела в нем глобальную ценность. Хотя теперь я не имела и его.

   Время, за которое я так отупела, за которое самобичевание стало моим верным спутником, за которое истерики стали моим пожеланием к доброму сну, было закончено. Или остановлено.

   Ведь что, мне все мало?

   У меня был абсолютно неограниченный бюджет, предоставление самой себе: от меня не требовалось стать хозяйкой или матерью, — я могла работать из дома, писать книги и картины, заниматься созданием блога, посвящать время хоть чему, не выходя из дома. Даже секс не был принуждением. И мне все мало?