Сперва на стенах встречались пометки и указатели, сделанные геологами. Обозначения и цифры мне ничего не говорили, но непременно помимо значков была изображена стрела, нарисованная ярким белым цветом. Стрела указывала направление к выходу из пещер. Но чем дальше я углублялся в змеевидные ходы марсианского лабиринта, тем реже встречались наскальные указатели, а после пропали совсем.

                Как я и опасался, карта профессора была крайне неточна. Видимо он отмечал только крупные туннели и развилки, игнорируя мелкие ответвления. Все же мне казалось, что я верно держу направление, и это придавало мне бодрости. Два раза я нашел на стенах маячки. Думаю, это как раз те, что оставил здесь пропавший профессор. При возвращении работникам предписывалось забирать свои радиомаяки. Так что тот, кто разместил на стенах эти два, назад уже не вернулся. Маячки были «потухшие» — аккумулятора хватало на двое земных суток. Это меня укрепило в мысли, что я иду дорогой профессора. Однако я шел уже несколько часов. Первый раз я остановился передохнуть, спустя два часа от начала спуска. Теперь остановки требовались мне все чаще. Несмотря на пониженную гравитацию, двигаться было тяжело, скафандр был громоздким, да и перемещение по подземным туннелям не назовешь прогулкой по аллее парка. Психологически дело обстояло не лучше. Стены начинали давить на меня. Нет, я не страдаю клаустрофобией. Но однообразие поверхностей стен, бесконечные коридоры, гробовая тишина, в которой слышишь только собственное дыхание, действовали на нервы. А когда на привалах, я гасил фонарь скафандра, чтобы сберечь батарею, кромешный мрак наваливался на меня, и я буквально чувствовал его тяжесть. Еще всего лишь через час после входа в пещеры, я попробовал связаться с диспетчером станции и не смог – сигнал не проходил. А сейчас и сигналы маячков инфопанель не улавливала, высвечивала только ближайшие ко мне. Все это действовало весьма удручающе.