«Я люблю безоглядно врастать в прежде чуждое тело. Полночь, руки внутри, скоро сердце под пальцами брызнет. Я пленен сладострастьем полета на осколке взорвавшеся жизни!» (с) Калугин «Танец Казановы»
Дух устаревшего борокко и ренессанса, берегись, читатель!
Это случилось в провинции Франции примерно девятнадцатого века. Бал давал один известный в ту пору князь. Среди всех приглашенных был русский граф Вяземский, прибывающий на грани разорения, его единственное сокровище-прекрасная дочь Мария и знакомый князя-известный щеголь и франт из России-князь Горский. Лишь немногие знали, чем на самом деле этот князь промышляет, а знающие хранили круговую поруку тайны, как беззымянное братство. Пользуясь знакомством с богатым дамами, он входил в самые узкие круги избирательного светского общества, что давало ему и возможности, и деньги, и власть. Вот уже два года его роман с престарелой замужней княгиня был негласной общественной тайной, порционной для пропитанного ложью лоска.
Тот бал удался на сдачу. И в самый разгар пышного вечера, едва он вышел на веранду, судьба свела русского князя и прекрасную Марию. Если мне нужно определить любовь каким — то иным словом, пусть это будет искрой искренности сердца такой силы, которая творит миры. И иногда, раз в вечность, мы спускаемся играть на миг-другой, примерив человеческое тело, как особой красоты карнавальную маску и все равно, неподдельностью этой искры узнаем тех, с кем ни раз уже встречались на этом карнавале душ. Я не знаю, кто кого позвал на Танец, но думаю, это была она, хотя слова и приглашение были его. «Разрешите пригласить вас на Танец». Это было узнавание длиною в музыку которой не было конца. В этом вечном движении оживало все и даже то, что было бездвижно: канделябры, слуги у серебряных подносов с шампанским, запотевшие нервно звенящие фужеры. Жалкое прибежище упрямого статиста. И будто аномальная зона отметила это место, как одно из тех, в которых зарождается непостижимое детское счастье, всеискупающее счастье незнающее умом еще ни зла, ни добра, чующее их пока сердцем. Ложный блеск на досождающую повторяемость и несносность триумфального величия свершившегося «сейчас». Счастье — и есть тот путь отправляющий нас на тот, или другой берег. Развилка света во тьме.
