Уже некоторое время Зельд не находил себе места. Дом пугал его настолько, что он, отчаявшись, готов был самостоятельно выпрыгнуть в неизвестность тихой улицы.
Вдруг — это было как озарение — Зельд почувствовал, что он не один.
Тени все быстрее облепляли окно, бесшумно оседая разводами на пыльных стеклах.
Они следили за ним, Зельд ощущал это.
Он также знал, что тусклый дневной свет, растворявшийся в недрах его жалкого убежища, не остановит их от расправы.
Ведь они были голодны.
Весь этот дистрофичный мир раздирал его.
Иссушал.
Околдовывал.
Никогда прежде Зельд не ощущал такой отчужденности и жажды.
Чужие тени кружили вокруг него, но Зельд знал, что когда-то умел создавать свои собственные.
У него была сила. Он точно помнил это.
Половицы скрипнули и холод обозначил приход Чужака, оскалившегося в приветливой гримасе.
Защита почти рухнула.
Комната перестала быть безопасной.
Чужак пристально смотрел на Зельда, будто желая заполучить остатки его немых, но вкусных человеческих эмоций. Зельд интуитивно чувствовал это, потому что до кончиков волос пропитался этим голодом. Он нервно сглотнул, когда Чужак, разрыдавшись, резко покатился по грязному полу, но не двинулся с места.
У него была сила.
Портрет, лежащий на столе, посмотрел на него с издевкой.
Чужак резко остановился.
Зельд знал, как правильно концентрировать энергию и складывать ладони, но был не готов к тому, что этой энергии у него почти не останется.
Глаза портрета уже практически светились.
Чужак небрежно хмыкнул.
Зельд пропал.
Вновь очнувшись, он обнаружил себя сидящим за столом.
