Я взывала и к тьме, к чреву земли, но не отозвалась и тьма. Земля не приняла меня, тьма оглохла, хотя сходила и к павшим святым, и даже к Светоносному сошла, не имея на это права, а ко мне нет. Удобно не заметила!

            Я взывала к людям, но и среди них не добилась отклика. Жила, середнячок. Сгину – не заметят. Проживу – не заметят.

***

            Верёвки больно врезаются в запястья. Это ничего, боль отступит – с новым рассветом моё тело восстановится, и я снова буду собой – никакой.

–Шевелись! – меня подпинывают, я едва не падаю, но всё-таки остаюсь стоять, как оставалась стоять почему-то все эти годы собственной пустоты и забвения.

            На меня смотрят, но я даю онемевшие руки на отсечение, что не видят. Я для всех собравшихся лишь очередная ведьма, и даром, что я не ведьма вовсе, а плод неудачной шутки, незамеченный итог неба.

–Живее! Шевели ногами! Отъелась на крестьянских хлебах-то! – меня подбадривают тычками и пинками, но я остаюсь на ногах, я иду, иду к темнеющему на фоне закатного неба костру.

            Костёр сложен наспех. Тут и доски какие-то – не иначе как от моего же дома оторвали, и хворост, и сено, и даже книги…эх, последних даже мне жаль. Но я смаргиваю слёзы своего измученного, но совершенно пустого тела, едва не падаю, когда меня снова пинают.

            Я бы упала, но меня перехватывают. Жест милосердия? Нет, показалось.  Меня перехватывают для очередной оплеухи и напоминания шевелиться быстрее.