— Любимого? — вслух сказала я и поморщилась. — Дура ты, Сашка… Конечно, друга! Друга самого любимого и родного. А любовь…

Нет-нет, любовь… это совсем иное. Любовь выскакивает из подворотни, заставляя двух человек безоговорочно чувствовать и желать друг друга, доверять все тайны и… Потому слово и такое высокопарное! Значит-то оно нечто неожиданное, громкое… Да, пожалуй, так оно и есть…

Я решила оставить трактовку любви именно такой, в конце концов, я наверняка недалека от истины, а искать новое значение не хочется, да и некогда: пора собираться. Я посмотрелась в зеркало, и вот тут-то до меня дошла моя ночная мысль о стрижке. Дошла и привела в ужас. Состричь мои локоны? Вот эту пышную красоту, которая так красиво рассыпается и всем своим золотом падает на плечи? А может, ну ее, эту школу…

Я боязливо попятилась от зеркала и упала на кровать. «Меня же так никто не полюбит!» — промелькнула жуткая мысль, но руки вдруг сами потянулись к ножницам.

Минуту спустя из зеркала на меня пялилась высокая нескладная барышня с кудрями по подбородок. На них было жалко смотреть, и я, не выдержав, собрала остатки шевелюры в хвост. Ну вот, теперь я прилизанная и уродливая… Я со слезами на глазах посмотрела на валяющиеся на полу золотые космы, вздохнула судорожно и пошла за служанкой, чтобы смести «прошлую жизнь».

На пути мне попался папа, который окинул меня оценивающим взглядом и сказал: