Я слышу, как поворачивается ключ в замочной скважине. Анна Степановна частенько опаздывает. Иногда на 5 минут, а иногда и на пару часов; это конечно ничего, но иногда я так хочу в туалет… сейчас она разденется, помоет руки, войдет и скажет, что сегодня я выгляжу намного лучше, конечно врет, но это ничего. Шаркающие шаги по ламинату, тяжелая отдышка, резко открывается дверь. Анна Степановна здоровается, улыбается, сверкая золотым зубом, делает мне пару комплиментов, и принимается за работу.

          Все это время Нона не сводит с нее глаз, сегодня женщина явно уйдет раньше 12. Об этом говорят ее опухшее лицо, красные глаза и резкий запах водки. Мы с Ноной, конечно, не возражаем, пусть идет, к тому же у нас с Анной Степановной есть негласный договор –

Она не лезет в мою жизнь, а я не лезу в ее. Все ее опоздания, пьянки и воровство мне побоку, за это она закрывает глаза на некоторые мои пристрастия. Ворует она конечно по мелочи, то бытовую химию стащит, то продукты какие унесет – это ничего.

         Как-то она мне рассказала про свою жизнь, мне не было ее жаль, но честно говоря, лучше быть тряпичной куклой, чем половиком. Она кряхтит и вздыхает, помогая мне поднятья ее лицо покраснело и покрылось капельками пота, но я не чувствую себя виноватой, раньше конечно, но теперь нет, только Нона все еще смотрит исподлобья. Мне не до нее, сейчас надо собрать все свои силы, чтобы встать, если сегодня я не смогу, то этот день будет четвертым днем моего лежания. Сегодня я хочу встать, я должна встать, чего бы это мне не стоило, чего бы это ни стоило Анне Степановне. Женщина с остервенением крутит, дергает рычаг на моей кровати, я лежу и смотрю на свой красный стульчик, мне бы хотелось ей помочь, но это очень опасно. Рычаг поддается, и я уже сижу, сиделка помогает мне свесить ноги с кровати…, передышка. Моя подруга смотрит исподлобья —  она недовольна. У меня получилось, а она недовольна. Иногда мне кажется, что она не хочет, чтобы я вставала, она хочет, чтобы я лежала и смотрела на нее. Сегодня я встану …