Вошел слуга с докладом. Такой же, как и его хозяин, непроницаемый и нетронутый весенним настроением. Посмотрел с подозрением на Роберта.

            Роберту стало стыдно, он попытался смутиться и выказать свое смущение, чтобы слуга не подумал, что королевский советник чему-то смеет радоваться в такое сложное для королевства время.

-Весна…- Роберт попытался оправдаться, ткнул пальцем в окно, — ты видел?

-Видел, — хмуро подтвердил слуга, — многие не пережили зиму. Скоро начнется весенний голод в отдаленных краях, говорят, что даже юг остается без хлеба, а что будет с другими?

            Слуге, в общем-то, было плевать, что будет с другими – он сам никогда не голодал, как не голодал и Роберт. Но слуга проявлял общественную озабоченность, чувствуя выражение этой озабоченности своим патриотическим долгом, и никак не мог взять в толк, почему Роберт не такой мрачный и собранный, как прежде.

            И Роберту бы спохватиться на словах слуги, запереживать, заверить, что он предпримет все меры, какие только будут в его власти, но он вдруг только отмахнулся, сам ужасаясь своей смелости, и велел помочь ему одеться.

            Более слуга не проронил и звука, лишь сердито сопел, недовольный неожиданным равнодушием Роберта, которому, по мнению слуги, вчерашнее вино ударило в голову и напрочь отключило всякую сознательность.

            Собравшись, просмотрев коротко почту и список дел, Роберт сошел вниз, где его ожидал ожидаемый завтрак и неожиданный сюрприз в лице белокурой девушки, которую можно было бы назвать даже прекрасной, несмотря на заплаканные и распухшие глаза.