***

            Роберт доехал до своей Цитадели в еще более прекрасном расположении духа, чем тогда, когда он только проснулся. Ощущение было странным и пугающим, но, черт возьми, как оно ему нравилось!

            Ему нравилось улыбаться даже самому с собой, в карете, всю дорогу, и когда он ступил в свой кабинет, то улыбнулся еще шире своему навечно мрачному и серьезному портрету, занимавшему часть стены.

            Этот портрет был подарком от самого Короля за верную службу, но сейчас Роберту это не казалось мрачным укорением, напротив, ему вдруг показалось, что портрет слишком мрачен и темен, да и сам кабинет – завешанные окна, гобелены – тяжелые и ненужные, одинаковые корешки книг – это все вдруг показалось ему таким мрачным и неуместным, оскверняющим весну, что для того, чтобы хоть как-то развеять это чувство, Роберт распахнул окно.

            Свежий еще морозный воздух проник в кабинет, наполняя его свежестью. Роберт прошел к столу, смел с него в сторону копии важных документов, которые никто никогда не спрашивал и вряд ли спросит и сел за разбор дел.

            Он думал, что это действие приведет его дух до ежедневного совещания с Королем в нормальное, мрачное и непроницаемое состояние. Но ошибся.

            Утомительные прежде буквы и цифры, какие-то карты дорог и рисунки – все вдруг давалось ему легко, поднимая его настроение. Роберт даже принялся насвистывать давно забытую ярмарочную песенку – как и все ярмарочные песенки, эта не имела ни автора, ни четкого строя строк, но имела издевательский смысл.