В ногах по-прежнему ощущалась слабость, а теперь к ней прибавилась головная боль. «Лекция должна быть в семь, но они там и не знают, что я потерялся во времени». Мистер Ольсен достал из сумки шлем, распутал датчики. «Загляну в класс, вдруг кто-то из ребят забредет туда». Надев шлем, мистер Ольсен моргнул несколько раз, пока картинка не стала четкой. Как ни странно, почти все студенты сидели за партами.

   – В чём дело, уже семь? – мистер Ольсен посмотрел на экран над доской. – сорок два часа, двадцать две минуты.

   – Вы знаете, что это? – студент с первой парты достал из кармана механические часы. – Я специально ездил к бабушке за ними. Стрелка идёт в обратную сторону.
   – Время сломалось? – вскочил из-за парты его сосед. – По всему миру паника!
   – Тише! Время не может сломаться, это субъективная форма созерцания, как и пространство,  – мистер Ольсен вновь взглянул на экран. – А с какой цифры пошёл отсчёт?
    – Сорок восемь часов, сорок восемь минут, сорок восемь секунд, – ответили с задней парты. – Это число что-то значит?
   – Само по себе вроде нет, – мистер Ольсен прошёлся по классу, подошёл к стенду с книгами. – Но можно посмотреть значения цифр четыре и восемь. Итак, четыре.
   – Четыре стороны света, времени года, царства природы…
   – Четыре реки рая, образующие крест, четыре ветви дерева Дамба в буддизме, – подхватил голос с задних рядов.
   – А ещё четыре всадника апокалипсиса и число смерти в Японии!
   – Всё это верно, – прервал дискуссию мистер Ольсен. – Но так мы ни к чему не придём. Если говорить о толковании, я склоняюсь к тому, что четверка – число земли, тела. Как религиовед, чаще всего я сталкивался с этим числом в положительном значении, за исключением азиатских стран, конечно. Ну а восемь?
   – Число бесконечности, возрождения?..
   – Точно! – кивнул мистер Ольсен. – В христианстве на восьмой день наступает духовное обновление, в шумерско-семитской идеологии – это число неба, а в индуизме – число господа. Подводя итог, я бы сказал, что число сорок восемь могло бы означать падение и разрушение старого и зарождение нового порядка.
– Конец… света?

       Картинка резко пропала, стало темно. Мистер Ольсен дёрнулся, почувствовав чьё-то прикосновение. Издалека донёсся гул сирены.
   – Папа! – Лив сорвала с него шлем. – Там снаружи всё… Всё очень плохо! 
   – Так, спокойно, – Мистер Ольсен надел обратно свои очки. – Бери документы и деньги. Быстро!

    Дом содрогнулся, словно от землетрясения. Лив выбежала на лестницу, мистер Ольсен – следом.  Снаружи раздался взрыв. Затем снова и снова.

   – Сьюзи на ремонте. Что нам делать?!
   – Дом рухнет сейчас, бежим! – схватив Лив за руку, мистер Ольсен рванул на улицу. Дома горели. Глаза заслезились от едкого дыма. Крики, выстрелы, взрывы – всё смешалось в протяжный гул. Мистер Ольсен заметил машину, из окна которой свисала рука, и побежал туда. Распахнул дверь. Водитель с окровавленной головой вывалился из машины. Пнув его, Мистер Ольсен сел за руль.

    – Лив, залезай! 
   – С возвращением, меня зовут Сьюзи!
   – Заглохни! 
    На площади собралась толпа. Здание администрации пылало. Огонь уже перекинулся на огромный супермаркет. Пожарных не было видно. От криков не спасали даже звуконепроницаемые стекла.
   – Прав-ду! Прав-ду! Требуем правду! – ревела толпа.
   – Да чего они так взбесились?! – мистер Ольсен обогнал очередной автомобиль, выехал на объездную дорогу.
   – Такого никогда не было, – развела руками Лив. – Эти люди теперь даже таблетки по часам принять не могут. И я теперь не могу…
   Мистер Ольсен свернул на шоссе, и шум резко стих. Машин почти не было, только бесконечная дорога. В каком направлении – неизвестно. Свернувшись в клубочек, Лив уснула. Мистер Ольсен немного расслабился. Теперь можно было предаться размышлениям: «Конец света, конец времени… об этом говорили во все времена. Человечество не могло существовать вечно, но чтобы так резко?.. Солнце пока не стало красным гигантом, озоновый слой не разрушен, и люди не поубивали друг друга за ресурсы… пока. Так какого дьявола?»