И снова человеческое поднимало свою голову в нем…

-Я…- Сен-Жюст облизнул губы, не зная, что сказать.

-Не надо, — оборвал Максимилиан. – Возьми на моем столе, пожалуйста, свой доклад с пометками.

                Значение этого доклада…о, Сен-Жюст готовил его долго, упорно. Переписывал набело несколько раз, затем перечитывал и вычеркивал, снова переписывал. Наконец, робея, отдал доклад Робеспьеру для его замечаний.

                Что было в том докладе? Путь к гильотине для Дантона и его сообщников. Обоснование всех преступлений, обвинение во всем, что можно было сплести в обвинение.

                Сен-Жюст не удивился, увидев, что все листы, отданные им Робеспьеру, перечеркнуты и испещрены мелким убористым почерком с кучей сокращений и стрелочек. Этот доклад был слишком важен, чтобы в нем не было пометок. Каждое неровное слово могло принести победу Дантону, а он не должен был победить, иначе – крах всему, крах революции!

-Я перепишу набело, — тихо сказал Сен-Жюст, чтобы хоть что-нибудь сказать, — и представлю его в скором времени.

-Да, пожалуйста, — безразлично промолвил Максимилиан и откинул голову на спинку кресла, прикрыл глаза.

                Сен-Жюст почувствовал, что должен идти, но уходит ему не хотелось. Не так. Не оставляя Максимилиана в таком состоянии же это делать! 

                Он стянул с нетронутой постели Робеспьера (видимо, тот и вовсе не ложился прошлой ночью спать), тонкое одеяло и набросил его на, очевидно, задремавшего, или – притворившегося задремавшим, Максимилиана, постоял еще немного и покинул полумрак комнаты, решив зайти вечером, чтобы убедиться в его здоровье.