Я стою здесь и недоумеваю, почему все на меня смотрят и смеются. Нет, не смеются, это ощущение, значит. Как-то странно оно себя преподносит. Здесь нет ни одного любимого мною человека. Жена мертва, сестры мертвы, подруги-то, я молчу о том, что они также мертвы. 

Есть ощущение, что я виноват в ваших бедах. Я начинаю крутить глазами и вижу, что вы тоже начинаете крутить глазами. Я начинаю чувствовать в себе обиду, несчастье. Какое несчастье? Тут я вспомнил, что у меня постоянно ощущение на руках не смываемой крови. Я начинаю об этом говорить, они меня даже слушать не хотят. Я кричать уже начинаю, но мне говорят главный слоган моей жизни: заткнись. Заткнись, пока можешь. Шутка над самим собой весьма была бы уместна, будь здесь та, кого я убил из-за того, что подозревал в измене к себе же. Это было очень смешно. Но смешнее гораздо как себя повело государство, намеренно ожидая, что я сознаюсь в этом убийстве. 

Но убийство было как у Родиона Раскольникова, касаемо Лизаветы, она была также беременна. Я себе это уже простил, а вот окружающие… 

Я стоял на этой спортивной площадке. Среди них я увидел своего брата. Он пел не мне, но песню. Свою, у меня в голове всё начало смешиваться. 

Когда я очнулся, я увидел человека в плаще. 

– Твоё время пришло. Да, парень, пошли. У тебя сейчас будут ощущения ещё гуще. Ты убил мою сестру, тварь. И мне абсолютно плевать, что ты её любил. Мне абсолютно нейтрально на этот факт. Пошли, сука.