Обычно этот непонятный, большой и страшный, закутанный в черноту своего плаща замечал Филиппа и шел к нему сквозь кровавый и пламенный морок, тянул длинные белые руки, заканчивающиеся когтями, как у хищной птицы и Филипп просыпался с тяжестью и нервностью и долго сидел в ночи, прислушиваясь к темноте, где еще, казалось, вспыхивали угольки пламени, выскользнувшие из сна.

            Рассказы об этих снах омрачали отца Блеза, но он старался не показывать этого чувства и говорил:

-Молись, Филипп! Темнота ночей полна диковинных существ не из нашего мира. Твой разум очень впечатлителен и может не так видеть мир, и только молитва – искренняя и светлая может защитить тебя! Молись и я буду молиться с тобою.

            Филипп молился и плакал от усердия, но проходило несколько дней, а иногда, случалось везение и проходила аж неделя, но сон неизменно возвращался. Эта напасть была личным горем мальчика, и отец Блез серел от безысходности.

            Вызывались целители, прописывались ивовые настои перед сном и ромашковые отвары для успокоения. Мальчик менял кельи, не спал ночами, а спал днем – делалось решительно все, и даже отец Блез проводил, случалось, ночи у его кровати, но кошмар неизменно возвращался.

            Сам священник помнил, какой ужас пережил сам, увидев, какие судороги потрясают Филиппа в период этого кошмара. Он с трудом растолкал тогда его и долго прижимал к груди, утешая несчастного ребенка, а позже, с рассветом, молился, вопрошая: