«Это интересно», – думала Смерть, наблюдая за тем, как на глазах, даже по людским меркам стремительно образуется город.

            «Так надо!» – решил для себя Гермоген, которому проще всего было не вмешиваться ни во что.

            Каин же был свиреп. Он не заговаривал, не праздновал, и всё был в неистовстве. Откуда были в нём такие силы? Что за воля его держала? Он сам едва ли задумывался об этом.

            Он швырял камень на камень, и видел в стыках каменных линий брови Авеля. Он рыл ров, чтобы проложить в нём террасу для будущего храма, и цвет чёрной земли напоминал ему цвет волос Авеля и его собственный. Точно так зеленоватая крючковатая листва напоминала ему его кудри, а угол точильного бруса точь-в-точь был  носом Авеля.

            И каждое напоминание о нём губило Каина,  губило бешенством.

            «Я это сделал. Это навсегда со мной. Навсегда!» – каждая мысль отзывался болью и бешенством, и чтобы погасить эту боль, унять её, Каин работал, работал до изнеможения, до отупения, до дрожи всего тела.

            И, наконец, утомлённый физической тяжестью и болью, Каин, не думая о боли душевной, предстал перед Смертью.

–Я построил, – сказал он тихо и глаза его сверкнули опасным торжеством.

–Вижу, – спокойно ответила Смерть. – Как нарёк?

–Нарёк? – Каин отшатнулся. Он не думал об этом. – Пока никак.

–Город не может жить без названия, – Смерть покачала головой. – Не назвал раньше, назови сейчас.