Леди Розамунд наблюдает за Альминией, поджав губы: не то делает что-то королева, раз дочь её такою стала! Вот если бы Розамунд разрешили, она бы разом всю эту дурь…

            Отвлекается леди Розамунд лишь на минуту. Ветерок налетает лёгкий и нежный, касается быстрым дыханием её волос и тут же отступает. Леди Розамунд поворачивает голову ему вслед: куда несешься, свободный?..

            И крик вырывает её в реальность. Она поворачивает голову и видит Альмину, лежащую на земле, бьющуюся в слезах, боли и…в крови.

            Позже королеве Элеоноре леди Розамунд будет клясться, что девочку толкнул какой-то паж, торопившийся по саду, что это не её недогляд, а роковая случайность, что это вообще не её вина, но Элеонора не услышит.

            Она не поверит, потому что будет знать лишь одно, немногое, но важное: её дочь едва не умерла.

            И ещё – её дочь лишилась левого глаза.

***

–Это ты желаешь исправить, моя королева? – задумчиво уточняет ведьма. Чай остыл в её глиняной чаше, но она упорно держит руки на её боках, словно надеется согреть озябшие в вечном холоде пальцы.

–Она стала чудовищем…уродом, – Элеонора белее мела.

            Такой же белой она была, когда тот самый целитель-недоучка (для Элеоноры он навсегда останется таким на словах), боролся за жизнь её дочери. Тогда королева рыдала и молила любые силы о том, чтобы Альмина жила. Рядом горячо молились принцесса Стефаника, и с нею король, совсем ссутулившийся и сгорбленный, такой непохожий на себя самого…