Когда-то в детстве я упал в колодец и не мог из него выбраться. К счастью, он давно пересох и его использовали только для того, чтобы скидывать туда старую траву с поля, так что сильно я не пострадал. Дело было вечером, так что надеяться на скорую помощь мне не приходилось. Когда настала ночь, мне стало действительно страшно. Я кричал, плакал, был в стенки колодца кулаками… Стоит ли говорить, что мне это не помогло? Через несколько часов (теоретически, ибо течение времени для меня остановилось, и, казалось, времени нет вообще) мой голос охрип, а руки болели от ссадин. И я сдался. Сначала я думал, что надо всего лишь немного подождать, и тогда кто-нибудь придет. Только дождаться рассвета. Спустя какое-то время я чувствовал, что проведу здесь остаток своих дней и все, что меня окружало – это холодные стены, темнота и бесконечность. Отчаяние раздирало меня, плач сменялся легким истеричным смехом и вновь плачем. Так продолжалось, пока я не уснул. Но тогда меня вытащили. А сейчас…

Здесь, во тьме, ничто не играет важной роли. Бесконечная темнота словно омывает тебя, укутывает в свои теплые объятья. Не надо ни о чем думать. Терять нечего, сожалеть не о чем. Так уютно. Это сон без сна, в котором ты даже не знаешь, проснешься или нет. И уже нет никакого страха. Как и чего-либо еще.

Вспышка. Это и есть свет в конце туннеля? Кому приходят все эти мысли?

Свет все ярче. Здесь что-то не так. Интересно, как в действительности выглядит Петр? И охраняет ли он врата в рай, как считается?

Свет невыносимо режет глаза. Глаза? Но разве они есть у мертвых? Что-то определенно не так.

Я попытался поднять руку, и тупая боль пронзила тело. Я все чувствую. Я жив. Открываю глаза. Знойное солнце аравийских пустынь светит мне прямо в глаза через разбитый, покореженный иллюминатор. Больно. Чертовски раскалывается голова. Как молотом. Ток, ток. Пульсирует в висках. Как японские тайко. Я закрываю глаза. И вижу сон. Сон, в котором я счастлив. Теплое ласковое солнце родного города дарит мне покой, а легкий океанский бриз – приятную свежесть.

Джеймс, Джеймс, очнись! Отец, где ты? Шум немецких бомбардировщиков в кроваво-закатном небе. Визг падающих снарядов. И огненный кошмар, преследующий меня. Где ты? Это мировая война. Первый раз я убил человека, и эта кровь никак не смывается с моих рук. Где ты? Я откидываю обожженные и развороченные тела в надежде, что не найду твое лицо. Надежды – такая глупая вещь. Ничто так не вводит в заблуждение, как надежда. Очнись! Посреди поля боя стоит женщина, она вздымает руки к небу в мольбе. За что? Она поворачивается ко мне, но у нее нет человеческого лица. А там, где должны быть глаза, на меня смотрят пустые глазницы.

***

Я проснулся от того, что мое сердце чуть не выпрыгивало из груди, так, что стук в висках больше напоминал вибрацию, чем мерные удары барабана. Боль теперь не пульсировала, а гулом отдавалась в моей голове.

– Эдв… – едва вырвалось из охрипшего и сжатого страхом горла. – Эдвард? Ты там как? Где ты? – лишь мертвая тишина вторила мне эхом.

Сквозь окна иллюминатора просвечивал алый цвет заката. В противоположном углу была темная груда. Я медленно встал. Даже не знаю, благословение это или проклятье, но я чудом остался цел, если не считать множества ссадин и ушибов. Особенно на голове. Похоже, при падении я неслабо приложился. Я отошел в темный угол и подождал, пока закрытые глаза привыкнут к темноте. Когда же я их открыл, я понял, почему мне не мог ответить сэр Гридли. Из переоборудованного под небольшое багажное отделение хвостового отсека вылетела статуя какого-то ассирийского божества, внешне похожего на человека, но с четырьмя крыльями, гребнем на голове и немного звериным выражением лица, из-под крыла этой твари была видна голова Эдварда, точнее того, что от нее осталось.

Я отвернулся, тошнота резко подкатывала к горлу. Хотя я уже видел покойников, но к этому зрелищу невозможно привыкнуть, а если кому и возможно, то это может значить только одно: человечность в этом существе умерла и уже не подлежит воскрешению.

Я дернул дверь в кабину пилота. Заклинило.

– Томас? – спросил я, но так и не дождался ответа.

Как ни странно, выходная дверь все же работала, и я выбрался из Фоккера. Закатный свет разливался по пустыне, от чего песок казался пропитанным кровью. Меня стошнило. Почему все вокруг меня умирают? За что мне это?

Сейчас не место и не время для отчаяния, мысленно одернул я себя, глубоко вздохнул раскаленный сухой воздух и зашелся кашлем, отчего меня чуть не вывернуло еще раз. Так, нужно осмотреться. Хвостовое отделение торчало под углом к самому фюзеляжу самолета.  Я заметил урегулирывающий резервуар с водой и не преминул им воспользоваться, дабы наполнить свою флягу. Так, вода у меня есть. И что дальше? Я окинул взглядом бескрайние просторы. Никакого намека на жизнь, разве что пара засохших веток неподалеку. Я тяжело вздохнул, единственное, что мне известно, – это в какой стороне находится запад. Ни где я, ни куда мне идти, я совершенно не знал… Так что единственное, что оставалось – это понадеяться на удачу. Эта дура всегда помогала мне выжить.

Немного пораздумав, я решил отправиться на восток. Поначалу мои кости ныли, болело тело, предлагая отдохнуть, но я не сдавался и спустя время привык. Так как в ориентировании по звездам я не силен, я старался держаться выбранного на закате курса, впрочем, иногда поглядывая на созвездие Южного Креста. По крайней мере, раз Полярная звезда указывает на север, то Южный Крест должен каким-то образом указывать на юг, не так ли?

Две ночи пути и день отдыха меня окончательно вымотали. Вода кончилась на начале вторых суток пути. Жажда убивала меня, а солнце пыталось вытопить последние остатки влаги. Приходилось пить собственную мочу, удерживая рвотные позывы, чтобы хоть как-то продлить свое существование. Надежда становилась все слабее и слабее. Но я цеплялся за жизнь из последних сил. Назад дороги нет, хотя я не мог выгнать из мыслей резервуар. Так, погрузившись в мир фантазий и переживаний, не замечая ничего вокруг, я шел. И мне было уже не важно, куда идти, но останавливаться было нельзя и гудящие от усталости ноги послушно несли меня в неизвестность.

К концу дня мир померк, и я упал в песок. Больше сил не было. Сознание ускользало от меня, как намыленная ящерица, и вновь меня окутала мягкая темнота.

Очнулся я от того, что кто-то заливал в меня воду. Я закашлялся и открыл глаза. Передо мной сидел бородатый смуглый человек в белой тунике и в красно-белом платке, повязанном черной веревкой.

– Ассалям алэйкум! Чиф саххтак? – произнес мужчина.

– Я не понимаю, о чем ты.

– Как твой здоровье? – переспросил он, внимательно глядя на меня. – Ты быть очень плох, когда я тебя найти.

– Я… не знаю. Благодарю, ты меня спас. Кто ты? Ты знаешь, как отсюда выбраться? – я принялся расспрашивать своего спасителя, на удачу, знающего мой язык, пусть и немного ломано.

– Зови меня Абкар. Я шел с караваном в Дамаск, но на нас напасть много разбойник. Наши верблюды и товары теперь у них, охрана убит, но некоторые из нас бежать. Я бежать один. А потом найти тебя, лежащий на песке. Откуда ты?

– Я со своими попутчиками летели из Багдада в Гизу, чтобы оттуда добраться в Луксор, там меня ждет друг. Ох, совсем забыл, меня зовут Джеймс, – я протянул ему руку в приветствии, но он, видимо, подумал, что мне нужна его помощь и поднял меня. – Ты знаешь, куда нам надо идти, чтобы выбраться?

– Никуда не идти. Мы ехать. Верблюд. Добраться до Босра, а там наши пути разделится. Я приставить тебя к каравану в Египет, а сам ехать в Дамаск. Пусть без каравана, но моя семья беспокоиться будет.

И мы поехали. Я первый раз видел знаменитый корабль пустыни вживую, а сейчас ехал на нем, хотя это оказалось не таким удобным, как я ожидал. К тому же, я узнал, что Абкар истратил на меня свою последнюю воду. И это не предвещало ничего хорошего, хотя бедуин был спокоен. Перед рассветом я увидел какой-то отсвет и сообщил об этом Абкару. Он сверился со своей картой и сказал, что там нет ни одного поселка или города, до ближайшего оазиса еще несколько часов пути, а возможный свет – либо от костра путешественников, либо разбойников. Утром он совершил намаз и мы отправились дальше.

Но не успели мы пройти и одной мили, как горизонт становился все темнее и темнее, и будто стремился подняться в небо.

– Кара! – воскликнул араб. – Песчаная буря!

– Поедем туда, где мы огонь видели? Думаю, перед лицом опасности нам никто ничего не сделает.

– Сомневаюсь. От песчаной бури мы не уйти. И не знаю, какая смерть страшнее, от рук разбойников или природы. Впрочем, на все воля Аллаха, поехали! Хэйа! – с этими словами Абкар хлестнул верблюда и развернул его в сторону видевшегося предрассветного отсвета.

То, что мы увидели, поразило нас до глубины души. Нас встретил небольшой город, обнесенный каменной стеной по кругу. Около арочного входа было высечено два каких-то странных существа. Они напоминали женщин, но только телом: вместо ступней были копыта, на их спинах красовались крылья, а вместо голов их были гневные бычьи головы с длинными рогами. Эти создания вздымали руки кверху и будто поддерживали арочный свод с высеченным на ее вершине полумесяцем, смотрящим рогами вниз.

– Мы должны уйти отсюда! – Абкар с презрением и страхом смотрел на существ. – Ялла?

– Но почему? Да и куда мы пойдем? Переждем здесь. Ты посмотри, какая тут архитектура! Мы попросим помощи у тех, кто тут живет. Переждем бурю и уйдем.

– Странный город. Он не должен быть здесь. На картах нет. На его стенах высечен существа. Харам для правоверного!

– Либо смерть от песка и жажды, либо этот город. Не знаю как ты, а я бы выбрал второе, – я пытался убедить Абкара, чтобы он не совершал необдуманного поступка из-за своей религиозности. Я видел, что он волнуется, поэтому и употребляет незнакомые слова на его наречии, хотя внешне он почти не подавал виду. И я разделял его беспокойство.

– Астагфиру-ллах! – прошептал Абкар. – Ты прав. С именем Аллаха я вхожу в этот город, да пребудет со мной его благословение! И да обойдет нас скверна…

С этими словами он пустил верблюда в город. Мы проехали немного и затем спешились. Вокруг не было ни одного человека.

– Все же странный это место. Зря мы зашел сюда, – Абкар оглядывался вокруг с явным неудовольствием.

– Может, все люди спрятались по домам в предвестии бури? – мою грудь терзало странное чувство, но я озирался с восхищением. Какая чудесная архитектура! Стены многих домов были украшены барельефами, изобилующими героями и странными существами,  и причудливой лепниной, в основном напоминающей растительность, что было весьма странно, учитывая, что на многие мили вокруг была только пустынная местность. – Я предлагаю поискать кого-нибудь. Разделимся? Если что, встретимся у того дворца.

– Не думать, что нам стоит расходиться, но ты прав. Так мы быстрее кого-либо увидит. Если в этот проклятый город вообще кто-то есть. Я иду в ту сторону, – он махнул рукой налево, – сделай там полукруг и вернуться ко дворцу.

– Хорошо. Тогда я иду в другую сторону.

Мы разошлись. Спустя десять минут разглядывания затейливых сооружений я подумал, что стоило бы заглядывать и в окна. Так я и начал делать. Но куда бы я ни заглянул, везде была пустота. Не то, чтобы там вообще ничего не было, но все выглядело так, будто город опустел внезапно и только к нашему с Абкаром приходу. В домах стояла нехитрая глиняная утварь, на некоторых столах была даже пища. Но ни одного человека или животного. Может, все ушли во дворец или храм? Думаю, это стоит проверить. Я пошел быстрым шагом к нашему ориентиру.

Абкара у дворца не было. Но я решил не ждать его, а проверить, есть ли кто внутри. Я подошел к входу и толкнул массивную дверь. Она легко подалась и открылась без скрипа, будто петли недавно были смазаны. Я вошел внутрь. Вдоль коридора горели масляные лампады, свет которых пусть и не рассеивал тьму, но создавал полумрак, который словно оживлял вылепленные барельефы вдоль стен. Я сделал пару глубоких вдохов и пошел вовнутрь. Барельефы серьезно действовали мне на нервы, боковым зрением я видел, как они двигались и словно следовали за мной, хотя я и понимал, что это всего лишь игра теней. Ощущение того, что на меня кто-то пристально смотрит, все усиливалось. Очень хотелось развернуться и убежать отсюда. Я подошел ко вторым дверям, они были двустворчатыми и обе створки будто перетекали одна в другую, благодаря вырезанным на ней львам. Один был выкрашен в золотистый цвет, а другой был цвета лазури. Они боролись между собой, но при этом образовывали собой морду третьего льва, глаза которого смотрели прямо на меня и предостерегали от необдуманного шага. Мое сердце билось все чаще, я схватил обоих львов за лапы и дернул их на себя. Створки бесшумно отворили предо мной круглый зал  матово-белого цвета. Стены зала возвышались во мрак и все так же были украшены наводящими страх освещенными тусклыми лампадами барельефами. Казалось, что каждое из изображенных существ смотрит на меня с нескрываемой ненавистью. Их глаза были вырезаны так, что с любой стороны казалось, будто они смотрят прямо на тебя. Эта игра света и тени придавала окружающему пространству некую сюрреалистичность. Я хотел позвать кого-нибудь, но все, что из меня вырвалось – это едва слышный неразборчивый шепот. Ох, зря я это сделал. Кроме гротескных существ, здесь была еще и неплохая акустика, и мой шепот, отраженный множество раз, нарастал, как шум прибоя, все сильнее вгоняя меня в ужас. Я весь покрылся холодным потом. Мне казалось, что все эти богомерзкие твари издеваются надо мной, что-то говорят мне, но я не мог разобрать ни слова этого древнего нечеловеческого языка. Я дышал так часто, как только мог, перед моими глазами все начало меркнуть. Не хватало еще потерять здесь сознание! Я переборол себя, закрыл глаза и начал дышать медленно и глубоко. Спустя несколько мгновений голоса затихли. Я открыл глаза и увидел то, что сначала и не заметил. Посреди зала было еще одно изобретение чьего-то больного разума. Я подошел поближе и разглядел разгневанную морду быка, чьи острые рога были направлены на меня. Я пошел к нему, и каждый мой шаг отдавался эхом, многократно отраженных от стен, благодаря чему мне казалось, будто зал полон духов, которые водят безумный хоровод возле скульптуры. Я подошел и начал разглядывать его. Оказалось, что это алтарь, чем-то похожий на стол, только с одной стороны, направленной на вход, была прилеплена голова быка, а с другой стороны – голова льва. Ножки алтаря со стороны быка были стилизованы под львиные, а со стороны головы льва они были с копытами. Я усмехнулся несоответствию, но я сомневался, что строители такой величественной архитектуры могли что-то перепутать. На самом алтаре были расположены кожаные держатели, и лежал нож с волнообразным лезвием, рукоять которого была украшена полумесяцем. Также алтарь был оборудован кровостоком, что отсекало все другие возможные варианты его использования, кроме как жертвоприношения. Как заколдованный, я взял ритуальный нож в руки и представил, как пронзаю сердце жертвы.

Вдруг где-то вверху зала раздался странный грохот. От неожиданности я вздрогнул и полоснул ножом себя по руке. К счастью, лезвие прошлось по тому месту, где у меня располагался рукав рубашки, так что отделался я легко: всего лишь срезал пуговицу и получил маленькую царапину на ладони. Я положил нож на место и устало уперся руками на алтарь. Надо ж было так испугаться. Так, глубокий вдох… Я разогнулся и увидел, что на алтаре осталось пару капель моей крови. Вот ведь. Вдруг двери с грохотом закрылись, и я услышал громкий нечеловеческий смех, похожий на женский, который многократно усиливали стены. Я побежал к дверям и с разбегу попытался их отворить, но не тут-то было. С таким же успехом можно было попробовать открыть стену. Заперто. Похоже, дверь можно открыть только с той стороны.

Смех повторился. Я чувствовал в нем злорадство и превосходство. Я сглотнул. Сердце снова начало бешено биться у меня в груди, пытаясь сбежать подальше от хозяина. Я повернулся, но сразу же пожалел об этом: передо мной стояла девушка из долгих ночных кошмаров. Ее пустые глаза смотрели мне прямо в душу и внушали дикий страх, что я чувствовал, что дыхание вот-вот остановится. Я резко отшатнулся и сильно ударился головой о дверь. Я увидел вспышку, а затем все померкло.