Когда решалась Его судьба, Он сидел за партой возле стены и размышлял о делах, не имеющих к Его жизни никакого отношения. В спрятанном под длинной темно-русой шевелюрой наушнике так же, как и сейчас, играл заводной ремикс песни времен молодости Его родителей. Под ритмичный стук ногой по ножке стула Он прослушал всё, что было важно. На обратной стороне листа со списком возможных мест для прохождения обязательной после учебы отработки под грифелем появлялось миловидное лицо девушки, окаймленное неестественно-синими волосами. Время от времени по списку, оглашенному преподавателем, выходили ребята из Его учебной группы и выбирали, где им придется быть следующие два года. Так закончились почти все свободные места, пока не пришло время Его, находящегося в конце алфавита.
— Янушев! – крикнула женщина второй раз, когда Он уставился за окно и мечтательно представил гуляющую босиком по лужам синеволосую девушку.
— Опять он в облаках летает, — засмеялся тот, что вечно Его подначивал.
Вся группа хохотала громче и громче после каждого крика преподавателя и так до тех пор, пока кто-то не кинул Ему в голову тетрадь.
— Рома! – женщина, несмотря на то, что ее ноги утопали в обвисших боках, поднялась и уставилась на Него, сосредоточив в выражении лица весь гнев, что могла собрать. – Тебе совсем плевать на свое будущее? Я тебя зову-зову, а тебе всё равно! Сейчас поставлю первый попавшийся пункт, и делай, что хочешь!
— Ставьте, — Он пожал плечами и поправил вывалившийся наушник.
— Ну, сделай хотя бы заинтересованный вид! – завопила женщина пуще прежнего, и щеки ее затряслись как у бульдога. – Знаю я вас! Сейчас вы говорите, что вам плевать, а потом прибегаете с документами из суда, что вас не устраивают условия и вас не предупреждали! А ну выходи и расписывайся!
Роман Янушев вышел к доске более вялой походкой, чем обычно зомби догоняют героев в плохих хоррорах. Преподаватель указала на четыре оставшиеся строки без подписей из тридцати возможных. Под дружный смех учащихся Он взял ручку и поставил корявую галку напротив первого попавшегося.
— Подожди, — опешила женщина. – Может, выберешь другой пункт?
— Почему? Он в любом случае такой же паршивый, как и все остальные. Места в городах все разобрали. Остались только деревни с незнакомыми мне местами.
Теперь Роман пятый час ехал в автобусе до некоей деревни Шалапейки и жалел только о том, что перед глазами маячит образ не вымышленной синеволосой девушки, а щекастой морщинистой преподавательницы, которой даже не помнил имени. Сразу после того, как на телефоне окончательно пропала связь и интернет, отчего Он остался без любимых песен, водитель громко крикнул:
— Шалапейки есть?!
Спустя мгновение Он уже стоял на пыльной дороге и провожал взглядом поднимающий облако пыли автобус. Остановки там, где Его буквально выкинули, не было. Найдя точку с еле загружающимся интернетом, Роман сориентировался по карте и отправился в путь до Шалопеек. За одиннадцать километров дороги Он даже не успел поразмышлять обо всем, о чем планировал, и уже оказался на окраине поселка с обветшалыми хатами. Вскоре Он нашел кирпичное здание, у несущей стены которого устроили самую настоящую свалку. В конце коридора, стены которого были увешены советскими плакатами поверх осыпающейся прямо на глазах шпатлевки, сидело несколько мужчин и обсуждали что-то из сельской техники, далекое для понимания Романа. Возглавлял обсуждение некий Виктор Иванович по местной кличке «Граф», которому Он звонил перед приездом, но должность которого не помнил.
— На отработку? – задумался Виктор, и с каждым его словом усы забивались между губ. – Последний раз библиотеку открывали года три назад.
— Или четыре, — задумчиво добавил мужчина позади.
— Кажется, тогда приходила какая-то девчонка на отработку, — кинула единственная женщина в помещении. — Только не помню, смогла ли пройти ее до конца.
— Хорошо, — довольно кивнул Виктор Иванович. – Осталось найти, чем ее открыть.
Тем временем Роман приметил единственный в комнате свободный стул и хотел было усесться, как один из мужиков, самый заросший, закричал:
— Ты что делаешь?
Роман одернулся и ошеломленно посмотрел на мужика, глаза которого уставились на Него с ужасом и презрением.
— Тебе никто присаживаться не предлагал, — указал «Граф», продолжая искать ключи.
Пока Роман в недоумении возвращался к выходу, «Граф» поочередно открывал забитые бумагами полки в поисках ключа и, особо не всматриваясь, делал вывод, что его там нет.
— Где же ключ от библиотеки?
— Так вот же он, — указал тут же заросший мужик на свободный стул, на котором лежал ключ с плетеным брелоком.
— Но его там не было, — удивился Роман.
— Много ты видишь за своими патлами, — Виктор Иванович достал из-под стола большое, но не сравнимое с преподавательницей, пузо, поднял ключ и протянул Ему. А после того, как ключ оказался на Его ладони, вернулся к заполнению своих бумаг.
— А со мной не пойдете?
— Конечно же нет! – вскрикнул мужчина так, будто Роман сказал какую-то глупость. – Я что, на дурака похож? Увидишь дальше по дороге единственное кирпичное здание кроме этого, и занимайся там.
— А жилье? Где я буду жить?
— Ах да. Приходи потом. Там и решим.
Под пристальные взгляды Он как можно скорее удалился из некомфортной компании. Пройдя по гравийной дороге и изрядно наглотавшись пыли на поднявшемся ветре, Роман не встретил по пути ни одного человека. Лишь когда Он свернул в нужном направлении, из хаты показалась старушка с ведром и, уперлась в Него взглядом.
— А ты к кому, милок?
— Я на отработку к вам. В библиотеке буду работать. Как наведу там порядок, приглашаю.
— В биб-лио-теке? – протянула старушка. – Ах, неужели скоро будет урожай. А то совсем за три года поля опустели. Ну, ступай, родной, ступай.
Выйдя обратно на главную дорогу, Он укрылся капюшоном от начинающегося дождя и рассуждал о том, насколько местные жители странные. Отчасти Ему это даже нравилось. Ведь последние четыре года обучения странным называли именно Его.
Прогремел гром, а за ним редкие капли обратились грозным ливнем. Он успел забежать под козырек, с которого свисала перевернутая надпись «Библиотека». Пока искал ключ в кармане, Он поглядывал назад, на огород, на котором та самая старушка стояла под проливным дождем, будто чего-то дожидаясь.
Он вставил ключ в скважину и повернул его со скрежетом, разрывающим нервные окончания. Чтоб открыть дверь, пришлось приложить силы, которых у Него еле хватало. Оказавшись внутри, от сильного порыва ветра дверь треснула Его по спине и захлопнулась, подняв за собой, казалось, всю пыль, что копилась четыре года, или сколько времени прошло с ухода предыдущей работницы. Пока порыв весь не вылетел из разбитого окна напротив, он успел зацепить все стеллажи с книгами. Каждый шкаф накренился к дальней стене и тут же подался назад, сопровождая возвращения душераздирающим скрипом. Будто тридцать три музыканта одновременно вдавили на органах самую дальнюю, самую противно-звучащую клавишу.
Он прошел в главный зал, оглядел шкафы, большая часть которых стояла в целости и сохранности только благодаря чуду, протер первой попавшейся тряпкой стол от пыли, скинул рюкзак и принялся оценивать фронт работы.
Для начала пришлось подручными средствами заклеить клеенкой окно, под которым, судя по оттенку пола, лужам появляться было не впервой. Затем Он оглядел бирки с буквами, наклеенными на верхних полках стеллажей и вскоре понял, что не сможет вести учет книг, не осмотрев каждую из них. Он достал из стеллажа «А» попавшуюся под руку книгу и, сдув с нее пыль, разглядел надпись: «Алтайские сказки. 1926 год».
«Никогда о таком не слышал» — подумал Роман, и это было лишь начало. С тем, как перепись книг заняла полдня, а Он смог лишь перейти к следующей букве, Роман осознал, насколько велика и ценна библиотека, в которой Ему суждено было оказаться.
Решив прерваться на перекус, он пошел среди стеллажей к столу, но отвлекся на ряд стульев, выставленных перед импровизированной сценой из сложенных досок. Один из стульев был сгоревшим, и с него свисали черные тряпки. Аккуратно поддев обугленные ткани, он решил, что перед ним чья-то одежда. Свисающий кусок был похож на юбку.
— Ужас какой-то, — пробормотал Роман и скривился при виде аккуратно выставленных перед черным стулом туфель. – Надо бы это выбросить.
Выставив стулья в коридор, а тряпье сложив в найденный мешок, Он снова забыл, что хотел прервать работу, и вернулся к переписи. Таким образом, Он, по своей обыденности, не заметил, как за окном стемнело. Он первый раз посмотрел на часы, когда стрелка перепрыгивала на десятку. А если б резко не закололо живот от голода, то Он наверняка мог бы провести в таком темпе всю ночь.
«Еще одну полку, и обед» — утвердил Он план у себя в голове и, согнувшись, выругался, когда увидел, что вся полка забита книгами, которые не должны находиться здесь. И каждый раз, открывая следующую обложку, Роман не мог остановиться. Ему встречались и сборники, год написания которых невозможно было определить; и рукописи, некоторые даже написанные пером; а всемирно признанные бестселлеры делили место с древними религиозными текстами и публикациями за подписью советских деятелей.
Оторвав взгляд от списка, занявшего целую тетрадь, он посмотрел в отдаляющийся до бесконечности коридор и схватился за стенку шкафа, чтоб обессиленно не рухнуть. У стеллажа, содержимое которого только что полностью переписали, тут же переломалась ножка, а сам он покосился и рухнул. С одной стороны он унес за собой вниз стеллаж из середины списка, с другой – накрыл Романа так, что голова пробила одну из досок задней стенки. Удар по голове не выбил Его из сознания. Скорее Роман принял ситуацию и захрапел прямо на месте.
Очнулся Он, когда было совсем темно. Пасмурное небо не давало света, и Ему пришлось некоторое время сидеть неподвижно в заточении стеллажа и ждать, пока глаза привыкнут к мраку. Выбравшись из клетки обстоятельств, Он стал ползти к выходу, туда, где оставил на столе рюкзак. Только Он почти дополз, как позади донесся ужасающий скрип. Подумав, что на Него может обрушиться еще одна секция, Роман обернулся и заметил лишь, что в окно задувало так, будто Он и не пытался его прикрыть. Под окном разрасталась огромная лужа.
«Сначала поесть» — напомнил он себе, оставаясь на корточках, а когда обернулся, не поверил глазам.
Он находился на том же месте, возле обрушившегося стеллажа, а до стола с едой еще ползти и ползти.
«Так, Рома, поднимаемся и быстро ищем бутерброды с лимонадом. Совсем уже свихнулся со своими дурацкими книгами».
Поднялся он самостоятельно, решив на этот раз ни на что не опираться. Причем поднялся легко, будто и не терял силы. Но, пройдя несколько шагов, понял, что держится на ногах благодаря чьей-то помощи. Он ощущал на предплечье чье-то мягкое прикосновение. Роман в ужасе обернулся, но не разглядел в темноте никого. Попытка вырваться была жалкой. Он казался недоверчивым котенком, которого вела вперед рука хозяина, что была намного сильнее Его. Когда Он поднял голову, понял, что идет не к столу, а в центр зала. Туда, откуда выносил стулья. Туда, где эти стулья снова стояли, словно их не трогали. С одной лишь разницей: все стулья были как новыми, ни один из них не был сожженным.
Порыв ветра окончательно выбил окно, позволив на короткий миг залить библиотеку лунным светом. Ему показалось, что Он увидел чей-то силуэт, что был рядом. Где-то внутри все в Нем разрывалось, тянулось наружу, но снаружи Его обмякшее тело тянули, как днем он тянул мешок с тряпками.
Силуэт усадил Его на средний стул и, скорее всего, пошел к сцене. Так предполагал Роман, хотя ничего перед собой не видел. Находясь в кромешной темноте, Он уже наверняка знал, что силуэт находится перед ним. Знал, что не увидит больше ничего и никогда.
Тепло медленно разрасталось по его ногам, двигалось от ножек стула вверх. Теперь Он радовался лишь тому, что перед глазами маячит образ придуманной Им синеволосой девушки, а не щекастой морщинистой преподавательницы. Исчезая из этого мира, видел девушку, пляшущую в луже под разбитым окном.
