-Вы вот удивлялись, доктор, что я не выказала радости и щенячей благодарности с повизгиванием, когда увидела свое новое лицо в зеркало… Вы только не обижайтесь, не корите меня в душе за неблагодарность! Я, напротив – очень вам благодарна, у вас «золотые» руки и, похоже, такое же «золотое» сердце!.. Дело не в вас и не в моей черствости.

Лилибет поглядела Булсаре в глаза так, что сердце его похолодело от ледяного ее взгляда.

-Я теперь сама во всем виновата… Гляжу на свое поправленное лицо, и его вид, то, что оно теперь вовсе не такое, каким я готовилась его увидеть после выхода из больницы… убивает меня. Ведь… ведь если бы я надеялась тогда, лежа в бинтах в палате реанимации, если бы я тогда, хотя бы, предположить могла, что… О, Господи!.. Господи, какая жестокая, какая непоправимая нелепость!..

Ее голос дрогнул, она поспешно затянулась дымом и почувствовала, как ее начинает мутить. Тогда она, наверное, даже слишком жестким жестом затушила окурок в стаканчике, хотела встать, но тоже слишком резко – тут же пошатнулась и упала на руки доктора Булсары.

-Мисс Винчестер! – воскликнул он, сдавливая голос. – Вот я идиот!!!

И он, не давая ей встать на ноги, подхватил на руки и отнес в ее койку.

-Ложитесь и не смейте вставать! – приказал он шепотом. – Я дам вам воды, но пейте тихонько, не залпом! И лежите, пока тошнота не пройдет.

-Это я – дура… — еле слышно произнесла Лилибет, и ее глаза наполнились слезами. – Если бы вы только знали, доктор, насколько я дура!..