Она развернула белые чулки, предлагая ей закончить начатое. Чулки умела работать язычком, и я ответил ей взаимностью. Пока она слизывала остатки спермы, Куни отстегнула ремни и разбила камеру: «Флешкарту я заберу, на память».

Я лежал обескураженный и смотрел как Куни продолжает развлекаться с чулками. Это зрелище призывало к активности, и я решил попробовать какая на вкус Куни. Она была терпкой и горячей.

Чулки потребовала замены. Мы поменялись местами. Теперь Куни качалась с нами в такт, а я ласкал ее грудь.

Мы лежали и курили. Куни забрала на память о приключении не только призовые трусики, но и чулки. Отдала нам одежду и сказала: «Пора расходится. За меня не волнуйся, не выгонит. Кто же у нее под столом будет сидеть на совещаниях, не Артур же». Они вышли, держась за руки. В дверном проеме стояла маман, красная от гнева. Куни показала ей большой палец и сказала: «Сами разбирайтесь, завтра по расписанию» и горделиво удалилась с новой подружкой.

Я курил и смотрел на маму, а она на меня. Мое разочарование проникало в каждую ее клетку. Спланированное предательство методично пилило связывающую нас пуповину, разрывая ткани, и она, чувствуя рвущуюся плоть, как-то сразу съежилась и постарела. Сигарета давно стлела. Мимо нас по коридору ходили люди, спешащие по своим делам, а мы смотрели друг на друга, словно понимали, отвернувшись потеряем последнюю нить, которая могла бы еще спасти нас от грядущего разрушения.