После произошедшего, путники продолжали свою дорогу в гнетущей тишине. Фридмунд пытался отвлечься от собственных мыслей, рассматривая сумеречные просторы леса, где все живое уже было готово к наступлению ночи. Прекрасные бутоны цветов закрылись от чужих глаз. Дневные зверьки попрятались по своим норкам, на охоту выходили ночные хищники. Чаща звучала уже совсем по другому: отдалённо слышался, холодящий кровь, вой белых волков. На ветках деревьев заняли своё место совы. Ухукая, они разговаривали о чем-то тайном между собой. Внезапно, перед травником проскочил маленький зверёк, за которым вдогонку бежала красная лиса. Молодой человек остановился и повернул голову в сторону где они скрылись, но лесная тьма окутала следы погони раскидистыми ветвями.
Травник не хотел первым начинать разговор, беспокоивший его всю дорогу. Но как только он вспоминал эти бездонные, холодные, фиалкового цвета глаза, то по коже пробегал жуткий холод. Молодой человек уже сталкивался с кромешной несправедливостью войны, но каждый раз сердце тоскливо болело, как и сейчас. Даже со временем Фридмунд не мог свыкнуться с этим чувством. Он не мог так спокойно принять чужую смерть, не мог принять безразличие в глазах живых существ, не мог. Ему не по силам железный меч. В его руках было иное оружие — сила природы, волшебство трав. И оружие это было против смерти.
Оддманд же наоборот, уже смирился с кровью, без конца стекающей по лезвию меча. В его жизни не было иного пути. Навны были созданы беспрекословно выполнять приказы правителя, ведь выводили их не для простой и мирской жизни, а лишь для исполнения военного долга и защиты короля в смутные времена всего мира. И только после военного бунта в Колдинге, в небе промелькнула звезда надежды на другую жизнь. Но каждый день она отдалялась, а кровь с рук так и не смывалась. Она въелась в кожу, напоминая о прошлом. Лишь единожды Оддманду удалось прикоснуться к теплу и нежности чужих рук, ему удалось почувствовать себя другим. Он никогда не забудет сияние голубых глаз, никогда не забудет яркую улыбку. Но ничего не вечно, и даже теплоту любви, огонь войны сжигал дотла. И этот факел пламени в руках держал сам Оддманд.
— Нам нужно сделать привал, — резко обратился к травнику полу-эльф, останавливаясь рядом, — ночью в лесу опасно, надо разжечь огонь и отдохнуть. Будет лучше продолжить путь по утру,— Фридмунд несколько раз кивнул на слова попутчика и свёл брови к переносице, осматриваясь.
— Прям здесь? — молодой человек сказал это с лёгким недовольством.
— А есть другие варианты? — с некоторым упрёком спросил Оддманд, — давай так. Я развожу костёр, а ты собираешь еловые ветви для подстилки. На земле спать неудобно, сам знаешь, — на этом их разговор закончился и каждый ушёл делать то, что нужно.
Фридмунд молча кивнул и сразу же снял наплечную сумку, оставляя её рядом с большим деревом. Он ходил поблизости от их ночлега, старательно выбирая лишь пушистые и большие еловые ветки. Их было мало, но на подстилки хватило. Травник аккуратно разложил их и положил сверху плащи. Конечно, не мягкая кровать в постоялом дворе, но все же, куда лучше, чем спать на голой земле. Подул прохладный ветер, казавшийся спасительным после жаркого дня. Каштановые волосы Фридмунда взъерошились. Он попытался уложить непослушные пряди, но ему мешал венок, про который торговец успел позабыть.
Травник расположился на своей подстилке и снял с себя подарок Глифо́ры. Ещё раз рассмотрев его, он аккуратно привязал к нему тонкую плетёную верёвочку и прикрепил к ремню наплечной сумки. Фридмунд решил не терять времени зря, поэтому задумал сделать травяной чай. Для этого он достал из сумки железную кружку, флягу с водой и мешочек с сушёными растениями, среди которых были высушенные ифе́ргун, миска́й и ми́лдвин. Если смешать эти травы, то получался необычайного вкуса чай: слегка кислый, сладкий, но при этом ароматный и терпкий. В Ко́лдинге эти цветы не росли, найти их можно лишь в Еикулавинте. Когда-то Фридмунд ими торговал, потому что смесь была необычного вкуса, и на неё находились свои ценители, люди любят неизведанное. Ещё поискав в наплечной сумке, он нащупал на дне сырые картофелины и достал их. В ту же секунду Фридмунд скорчил недовольную рожицу. Как же ему надоел этот картофель. Но выбора не было, есть все равно хотелось. Сейчас никто лично для него не станет охотится за зайцем или кабанчиком.
Оддманд к этому времени вернулся в их временный лагерь с охапкой сухих веток, укладывая их друг на дружку возле подстилок. Он достал из кармана огненную пыльцу, тихо проговорил про себя заговор и подул в сторону веток. По воздуху разлетелись яркие искры, а через секунду появился огонь.
Огненная пыльца создаётся из растений под названием И́льдар. Их пыльца способна разгораться в пламя, но для этого надо знать природный заговор, иначе ничего не получится. Заговор звучит так: «Ежели в душе моей горит огонь, то пусть на то будет воля природы и он согреет мои руки».
В ночном лесу зазвучала особенная песнь сверчков, под эту мелодию устроили свои сумеречные танцы голубые светлячки, кружась неподалёку от ночлега путников. Фридмунд грел руки у костра, ожидая пока вскипит вода с травами. Оглядевшись вокруг, он заметил заросли голубики. Не раздумывая, молодой человек подошёл к кустам, сорвал несколько ягод и вернулся к костру, сразу же кинув их в кружку с чаем.
Все это время навн молча сидел у костра, порой поглядывая за тем что делает человек. Между травником и Оддмандом чувствовалась натянутая до предела нить недопонимания. Возможно, такое чувство испытывал лишь Фридмунд. Человек глубоко вдохнул, набираясь смелости.
— А ведь… — он тихо и неуверенно обратился к полу-эльфу, — у нас правда не было другого выхода? — услышав такой вопрос, навн посмотрел на травника и едва заметно поджал губы.
— Мир войны устроен так: либо тебя, либо ты. Он не шел с тобой на разговор. Он жил королевским делом, а мы просто хотели жить, — Оддманд пожал плечами, потирая ладони, — не все можно решить словами, Фридмунд. Если ты видишь направленное в тебя острие меча, то простым словом ты атаку отразить не сможешь, да? — Во тьме ночи Оддманд звучал непривычно скорбно, ранее торговец не замечал за ним такого настроя.
— Я не хочу жить в таком мире, — вполголоса ответил Фридмунд. Толстой сучковатой веткой он осторожно попытался отодвинуть кружку от костра, — разве солдат действительно не понял, что мы ему не враги? Я не понимаю, почему люди стали такие жестокие. Точнее, я понимаю это. Но в душе мне не хочется это признавать.
— Не все в рассудке слышать других, — Оддманд понуро пожал плечами и перевёл свой взгляд на языки пламени, сливающихся в едином танце.
— И… — нерешительно продолжил Фридмунд, — ты убил его даже не раздумывая? — травник не хотел вскрывать старые раны Оддманда, но вопрос напрашивался сам, ведь в голове торговца царил беспорядок. Он не понимал как к этому относиться. В ту же секунду полу-эльф замолк, потупив свет своих фиолетовых глаз в землю.
— Я думал о своей жизни, — Оддманд приподнял голову и исподлобья посмотрел на товарища. Ему сложно было ответить на заданный вопрос.
На самом деле, военное ремесло было неотъемлемой частью его самого. Многие годы он провёл в отрешении от собственных чувств, только выполнял приказы. Хотя командиром и солдатом он давно уже не был — раны в душе до сей поры ноют и скрипят. Столько погибших от его рук людей во имя долга. Многие кричали и молили о пощаде, но свист заточенных серебряных мечей глушил даже самые искреннее просьбы. Навны были смертью для чужих. И после стали гибелью для своих… Они были бесчувственным, смертоносным оружием в руках правителя. Но с каждой прошедшей луной, чувства настоящие и искренние разгорались все сильнее. С тех пор Оддманд не мог найти в себе ответа на вопрос: что происходит у него на сердце, когда он вновь обнажает меч.
Фридмунд обратил свой взор на полу-эльфа и потёр тыльную часть шеи. Он не знал той другой жизни, он не прочувствовал на своей судьбе чужую кровь, ему было сложно понять что творилось у Оддманда на душе, но он хотел разобраться в этом. Что чувствуют те, кто оказались безвольны перед выбором? Что чувствуют те, кто всю жизнь убивали других во имя правды, оказавшейся ложью?
— Знаешь, мне тяжело видеть чужие страдания. Я хоть и торговец, но матушка обучила меня травничеству. Она научила меня любви к другим, состраданию к ближнему. Мне нет разницы: кто из Еикулавинта, а кто из Колдинга. Я лечил людей, до сих пор лечу. И в совершенно разных городах. Будь то Ста́рдмал* или Ви́сборг*. — он помешал веточкой травяной чай, смотря как кружится в воде голубика, — и на самом деле, я понимаю, что даже в моих руках может оказаться меч или лук… Но внутри меня что-то рьяно протестует, понимаешь? — он обратился к навну, переводя на него свой взгляд, — но…Оддманд, я не стану тебя попрекать за твой поступок. Ты сделал то, что должен был. Наверное, если бы не ты, я бы так и умер, — Фридмунд печально улыбнулся, — мне все это чуждо, сколь тебе чужда моя доброта. Наши судьбы разные, но я хочу, чтобы ты меня понял. И я тоже хочу тебя понять, сколь сложно это не было бы, — на этих словах травник замолчал, но Оддманд ничего не произнёс в ответ. А этого и не надо было, лишь по его глазам можно было понять, что он услышал то, чего не слышал ранее. И правда, навну были чужды его мысли, но это лишь из-за того, что Оддманд не знал другой жизни. Возможно, правду говорил Алгид, брат полу-эльфа по оружию, что рано или поздно мы встретим тех, кто сможет понять наши мысли и кто примет нас не смотря на испачканные руки в крови. Навн мотнул головой из стороны в сторону. Такого человека он уже встречал. И потерял… Доверять первому встречному Оддманд не собирался. Но травник был настолько прост и чудоковат, как казалось самому полу-эльфу, что эта наивность и добродушность протягивала руку уже заблудшей во тьме звезде.
*Ста́рдмал — город на востоке королевства Са́ард
*Ви́сборг — город близь севера королевства Ко́лдинг.
— Мы все не без ошибок, Оддманд, — напоследок перед сном сказал Фридмунд, завершая их разговор.
На земли Колдинга опустилась ночь. Путники договорились караулить по очереди, поэтому сейчас травник сладко сопел, а Оддманд молча стоял у дерева, бесцельно смотря на пламя костра. Ночное безмолвие поражало своей красотой, лишь отдалённые звуки доносившиеся из глубин леса и треск костра прерывали эту тишину. Внезапно полу-эльф услышал, как в воздухе кричит птица, а взмах её крыльев становился все ближе и ближе. Он поднял голову и увидел ту самую птицу с бурым оперением и белой полосой на спинке. Она наклонила голову и спустилась вниз. В тот же момент перед ним явилась Глифо́ра.
— Я знал, что ты следишь за нами, — проговорил Оддманд, складывая руки на груди, — в чем твоя цель?
— Я хотела понаблюдать за вами, — девушка осторожно убрала за ухо локон волос и улыбнулась, — я хозяйка этих лесов, и разве я не могу присматривать за странниками в моих владениях? — её вопрос прозвучал без капли иронии, — Оддманд, — Глифора обратилась к нему по имени. Полу-эльф приподнял бровь и ждал продолжения, — с нашей последней встречи прошло столько лун, а ты ни капли не изменился. Все также пытаешься изобразить из себя война.
— Я и был воином, — с укором произнёс навн, — когда мы последний раз виделись, ты неплохо меня заплутала в этих лесах вместе со моим отрядом. До сих пор помню, когда мы хотели перейти реку вброд, течение усилилось и я не устоял на ногах.
— С чего ты так уверенно решил, что это моих рук дело?
— Я видел как в мгновение зашелестели деревья. И я слышал как ты улетела с резвым клёкотом вдаль, — он наклонил голову, — что поменялось с тех времён, с какой стати ты стала добрее относиться к странникам в твоих владениях?
— Я стала мудрее, хотя задора во мне не убавилось, — она посмеялась и с верхушки дерева на голову Оддманда упала шишка. Он сморщился и потёр макушку, поднимая голову вверх, а после переводя взгляд на лесного духа.
— Да, что было, то и осталось, — навн усмехнулся, отходя от ствола ели, — больше так не делай. А то погибнуть от шишки, которая упадёт на голову — не смерть для славного воина, — с этими словами он едва заметно улыбнулся.
— Ты научился шутить? — с наигранным удивлением вопросила Глифора. Полу-эльф пожал плечами.
— Когда ты в странствиях столько лун, когда ты странствуешь один или…— он кивнул головой в сторону Фридмунда. — Ничего странного, что мой разум может постичь безумие.
— Люди, они смешные. Тебе есть у кого поучиться, пока вы идёте до Еикулавинта, — в глазах Оддманда промелькнул вопрос откуда она узнала про их цель, — легко догадаться. Он не похож на человека из этих краев, а тебе подавно тут делать нечего, — девушка не пыталась как-то обидеть навна своими словами. Что правда, то правда, — приходи как-нибудь в гости. Расскажешь про ваше путешествие. Все равно нам с тобой жить до самой кончины мира. Ежели кто из нас быстрее не погибнет, — Глифора игриво подмигнула, — и передай привет А́лгиду, когда его встретишь, — с этими словами она обернулась в птицу и взмахнув крыльями, улетела ввысь. Оддманд не успел промолвить ни единого слова и спросить к чему она промолвила про его брата по оружию. Ведь сам полу-эльф не имел никаких известий про Алгида после происшествий в Колдинге. Лишь слухи, что он погиб или что скрылся в Еикулавинте. Навн остался наедине с необычным посланием. И в его душе загорелась искра надежды, что Алгид жив. Не все потеряно, как думал Оддманд.