Инквизиторская карета тряслась по пыльному тракту, увозя нас от зловещего логова ведьм. Несмотря на малые ее размеры, в нее прекрасно уместились и четыре инквизитора, и три оставшихся рубина, и пленная девушка, которую грубо затолкали в отдельный отсек. Когда-то давно я первый раз попал в нашу крепость именно в таком положении. Вспомнив детство, я улыбнулся. Хоть тогда мне и было страшно до колик, все-таки это было немного весело. А сейчас… Что ж, хоть и сэру Реджинальду стало немного лучше, он все равно бредил, а обрубок кисти приносил ему немало страданий – это было видно по его лицу. Так мало этого, эти чертовы рубины не только отказались помогать нам заносить его в карету, даже когда учитель сам приказал им это сделать. А я-то, дурачок сентиментальный, еще спасал этого мертвеца, на плечах тащил. Одно радовало: во всей этой катавасии я таки-смог добыть кристалл, который теперь покоился под неусыпным надзором сэра Людвига в особом, окованном жестью сундуке. Когда мы немного отъехали, взрослые инквизиторы перенесли учителя в особый отсек, положили его на откидное ложе, с помощью комбинации каких-то зелий смогли усыпить его и, сев рядом, стали обсуждать что-то свое. Меня же, сославшись на тесноту каморки, выставили из нее, велев затворить за собой дверь. Попытавшись что-то подслушать за стальной дверью, я не преуспел и побрел по недлинному коридору. Поразительно, несмотря на относительно небольшие габариты повозки, здесь можно комфортно жить, – подумалось мне. Яркий свет фосфорных светильников полностью освещал коридор. Слева, на уровне пола, виднелось небольшое зарешеченное отверстие — вероятно воздуховод в камеру пленных. А вот у нас такого не было, — поймал я себя на странной мысли, — у нас только дверь была. Сняв опостылевший доспех и оставшись в походной мантии, я продолжил свой путь.
Долго он не продлился – коридор практически тут же окончился. Слева была наружняя дверь, чуть правее – второй отсек. Решив побыть в одиночестве и осмыслить все произошедшее, я подошел к приоткрытой двери, я заглянул внутрь. Проклятье! Эта каморка тоже была занята. Героически вынесенный мною страж лежал на таком же доскоподобном ложе, другой промывал ему рваную рану на ноге – след захвата хранителя, а третий бережно снимал его шлем. Каким же было мое удивление, когда из-под него показалось симпатичная молодая голова с со светлыми волосами и ясным взглядом голубоватых глаз. Но даже не это показалось мне удивительным. Они говорили! Не как големы или мертвецы, а как обычные люди! Да, конечно, интонация была холодной, но это была абсолютно живая речь! Я так и замер, будто мир для меня только что перевернулся.
-Терпи, девятый, терпи – приговаривал рубин-хирург, вынимая из раны очередной осколок кости, — главное ты уже вытерпел, терпи и это.
-Да даже наш капитан бы от такого застонал, — вставил другой, — нога всмятку, а позвоночник легкое пробил. Даже странно видеть его здесь.
-Да он и центурии еще не отслужил! Рано еще ему к праотцам, седьмой, сам видишь.
-Я не про то, восьмой, вообще не про то. Где это видано, чтоб нашего брата раненым приносили? Иль с рубином в груди, иль со смертью приди, — давно не видел, чтоб эта заповедь нарушалась. Не ты ли его вынес? Тебе давно камень меняли, а?
-Чур меня, вечного атакту процветания! – резко ответил восьмой.
-Да здравствует атакт! — оба вытянулись по стойке.
-Но ты хочешь сказать, что его вынес кто-то из… Них? – спросил №8
-Во всяком случае, сам бы он прийти не смог.
-Брось, ты прекрасно знаешь, что ОНИ нас ненавидят. Чтобы лорион вынес его на себе? Чушь полнейшая.
-Смотри, он приходит в себя! Не придется резать очередного …
Действительно, спасенный мною гвардеец понемногу оживал. Сначала он слабо моргнул, потом еще раз, но уже куда увереннее. Понемногу нормализовалось дыхание – наполовину снятый кроваво-алый доспех вздымался равномернее, чем до этого. Все-таки было в этих людях что-то… неживое что-ли. Но даже тот фрагмент разговора, услышанный мной, добавил мне уже далеко не первое за день впечатление. Совсем обескураженный, я уже собрался уходить, как вдруг жизнь, видимо решив, что на сегодня мне было мало потрясений, преподнесла мне очередной, очень надеюсь, последний, сюрприз.
-А чем ты того свинобыка зарубил? Их даже наши торимы не берут, — разговор гвардейцев перешел в другое русло.
-Аватир… Там даже лезвие чутка погнулось. Она за дверью стоит, сейчас покажу.
Действительно, рядом со мной стояла какая-то. Но мой уставший разум попросту не смог сложить дважды два, да и прятаться здесь было попросту негде.
В следующую секунду, когда я осознал, что сейчас произойдет, сильная рука с легкостью подняла меня в воздух и швырнула на пол, в центр комнаты.
-Я смортрю, там стоял не только твой Аватир, — закончил фразу гвардеец, неодобрительно глядя на меня.
-Послушайте, я…
-Щенок! Он все слышал! И он доложит своим, клянусь камнем!
-Да что такого в том, что вы разговаривали, как обычные люди?
Этот вопрос еще сильнее взбесил рубина:
-Просто прикончить эту сволочь, лорионы и не заметят! – с этими словами над моей грудью нависло острие пики.
-Постойте, — подал голос лежащий страж, кажется девятый, — я вспоминаю… это он меня вынес.
-Что? – хором спросили двое.
-Он меня принес. Он не такой, как они. Я чувствую, хоть он и носит их черный доспех, в груди у него рубин.
Стражи остолбенело переглянулись. Потом, переведя взгляд на меня спросили.
-Ты?
-Д-д-да.. – я был несколько ошарашен столь стремительным развитием событий. Но, совладав с собой, быстро встал и продолжил:
-Без него бы я сейчас тут не стоял, а скорее всего бы переваривался в желудке полуморфа из хранилища. Я не мог поступить иначе. Но вы… Разговариваете? – мысли немного путались.
-А лорионы обычно бросают нас, — вставил сидящий страж, — давно на моем веку не было такого, чтоб ваш брат нам жизнь спасал. Мы же для вас вещи, мертвецы ходячие.
-Не для меня. Теперь тем более нет.
Оба стража сняли свои шлемы и склонили головы.
-Раз уж зашел, — вновь подал голос лежащий, — присаживайся, расскажи, как же ты сохранил свою душу светлой, нося черный доспех.
Остаток пути я провел за разговором с тремя гвардейцами. Да, и они умели говорить, как вполне обычные люди. Я и не заметил, как прошло время. Слушая их истории, можно было скоротать вечность. Хоть я и не понимал некоторые слова их лексикона, мне было очень приятно столкнуться с такими людьми. Да, именно людьми. Что бы не говорил Реджинальд, это именно люди, пускай хоть и без сердца. Когда они поняли, что я их точно не выдам, обращаться ко мне стали как к своему, один даже предлагал вступить в гвардию, от чего я тактично отказался. Под конец, когда карета уже остановилась, девятый здоровой рукой что-то отстегнул отстегнул от своего пояса и протянул мне.
-Ты не такой, как они. Я всегда буду рад видеть тебя в Слободе, — так назывался угол крепости, где проживали рубины. Он продолжил – предъяви это на входе, и тебя пропустят, обещаю.
Тут карета остановилась. Рубины быстро одели шлемы и вытянулись по стойке. На том конце коридора отворилась дверь, и оттуда вышли инквизиторы, неся моего учителя.
-Чего ты с этими трупами прохлаждаешься? – грубо спросил меня Иоганн, проходя мимо, — к ним захотел?
-Никак нет, сэр. Виноват, сэр.
-То-то же. Редж просыпался, сказал, чтобы ты вечером к нему зашел. А до тех пор с глаз долой, понял?
-Но..
Он не удостоил меня ответом. Но вместо него продолжил Людвиг:
-Еще, мы немного посовещались, и все-таки решили присвоить тебе звание. Своей властью я назначаю тебя лорд-протектором инквизиции. Поздравляю тебя, Алан Гутенхерц. Теперь ты инквизитор.
-Спасибо… — я уже даже не удивился невесть откуда появившейся фамилии.
Выйдя из кареты я двинулся прочь. Мне нужно было отдохнуть. Нужно было обсудить произошедшее с кем-нибудь, а кроме учителя я знал только одного человека, которому мог бы здесь доверять.
-Алан, таракан мне в глотку! Какими судьбами? – голос алхимика Грегора, старческий и надтреснутый, звучал все так же весело и жизнерадостно, но сам он выглядел не очень свеже. Наверное, просто проявление старости.
-Устал я, господин Грегор, столько произошло…
-Мальчик мой, да на тебе лица нет! Давай по отвару и рассказывай, что там у тебя стряслось.
Мой рассказ периодически споровождался его кряхтением и вздохами, а когда я дошел до ранения Реджинальда, он аж всплеснул руками и взволнованно спросил:
-Протез?
-Да, заклинание уничтожило его полностью. Даже странно это все как-то. А еще этот ифрит…
Дальше он слушал меня, чуть ли не затаив дыхание. Дослушав до мой победы в хранилище, он встревоженно сказал:
-Мальчик мой, все это гораздо опаснее, чем ты думаешь. Мне срочно нужно попасть к твоему учителю. В опасности не только его жизнь! Пожалуйста, расскажи мне абсолютно все, что там произошло.
Я поведал старому зельевару практически все, утаив разве что разговор с рубиновыми стражами, ведь я поклялся сохранить их секрет. Выслушав меня, напоследок он сказал:
-Да, дело серьезное. Мне надо бы осмотреть его. И да, — он понизил голос, — я бы не стал доверять этому Людвигу, больно он уж скользкий тип. Добрый тебе совет – держись от этого всего подальше. Чует мое сердце, не просто так это все.
День клонился к вечеру, Реджинальд, неизвестно с помощью ли Грегора или без, немного оклемался и даже встал на ноги. Хоть он иногда и терял память, нам удалось поговорить. Он сердечно поздравил меня с выполненным заданием и новообретенным званием. Под конец разговора он даже пригласил меня на банкет в честь очередного выпуска рекрутов. Действительно, я слышал, что гранд дает ужин в Центральном зале, но попасть на него я даже не надеялся, оттого был несказанно рад.
Однако радость моя быстро улетучилась, ибо прием оказался скучным. Да, сначала, когда поздравляли рекрутов-выпускников, тоже прошедших свои испытания, меня немного охватила гордость – мол, не зря я учился, но потом началась официальная часть. Выступали королевский посол, гранд, эльф-летописец, невесть как забредший за тысячи километров от своей родины, дали слово даже какому-то орку. Затем, когда эти товарищи облюбовали бочку отличного хереса, стали выступать инквизиторы помладше. Среди них был и Людвиг. Периодически он подходил к гранду, почтительно склонялся к его уху и что-то туда нашептывал, отчего гранд начинал по-свински грубо хохотать.
Вообще, наш гранд с момента нашей первой встречи сильно постарел, ослеп на один глаз и основательно сдал рассудком. Удивительно, как этот маразматик до сих пор занимал столь видный пост, с учетом огромного количества скандалов, связанных с его именем. Например, от сэра Реджинальда я знал, что лет пять назад, когда он сам еще ездил на задания, будучи смертельно пьяным перепутал храм Каледии, богини целомудрия с борделем, на который должна была быть совершена облава. «И учинил инквизитор безбожный насилие да разврат великие над жрицами беззащитными, да спалил храм святой до основания, да покарает оного геена огненная» — так храмовый летописец, чудом выживший в пожаре, описывал это знаменательное событие. Действительно знаменательное, — усмехаясь, приговаривал учитель, — еще ни одному инквизитору не удалось стать столь многодетным отцом. Не все города могут похвастаться населением в триста человек, а тут…
Или другой момент, уже гораздо менее смешной. Лет 5 тому назад король совершал путешествие с с целью… а неизвестно с какой, скучно ему видимо было. Важно было то, что он не объявил свой маршрут, а значит мог появииться практически в любое время. Когда весть об этом дошла в нашу величественную, но старую как птероящер крепость, где даже самым новым зданиям требовался основательный ремонт, а лучше и снос, паника поднялась нешуточная. В спокойные годы инквизиторы порядком потолстели и обленились, о хотя бы каком-то исполнении последней сотни указов короля не было и речи, в лучшем случае, они шли на растопку каминов, в худшем – в отхожие места, где непосредственно и обретали свое применение. Дабы хоть немного подправить ситуацию, совет постановил наскоро изваять огромную статую монарха и установить на площади, напротив священной волчицы. Мастера поработали на славу: всего за неделю они изваяли из мрамора 10-метровую статую, по правде говоря, смахивающую вблизи на параноика – уж слишком неуверенно мраморный король держал свою секиру – символ власти. Во избежание позора, статую было решено показывать издалека, а точнее соорудить огромный пъедестал, чтобы у короля не было возможности рассмотреть ее вблизи. Сказано – сделано, статуя поставлена и ждет своего часа. Но в час икс гранд, на свою беду решил устроить пушечный салют. Я воочию видел эту картину: Король издали(как и было задумано) смотрит на свое изваяние, играют фанфары, рубиновый караул замер по стойке смирно, гранд машет рукой, раздается залп орудий… и одно ядро попадает изваянию прямиком в голову, уничтожив добрую ее часть. Голова с грохотом падает на пъедестал, а толпа шальным взглядом смотрит, как по указанию гранд-инквизитора был обезглавлен король. Тогда он ничего не сказал, даже бровью не повел… а на следующий год внезапно сократил поддержку инквизиции, да так, что плесневый хлеб на столе у совета считался роскошью.
Вспоминая это, я невольно сдерживал смех, глядя, как этот индюк пытается произвести впечатление серьезного человека. Сердце же мое беспокойно ныло. Надо, обязательно надо сходить в темницу и проведать ее. Но пока шел пир, а покидать его мне не следовало. Вот учитель со своей кружкой на ручке, вставленной на место безвременно утрачееного протеза пытается перепить сэра Иоганна, а господин посол с грандом делают на них ставки, тоже потягивая напитки, заботливо подаваемые какой-то старушкой-подсвечницей – так мы называем служанок преклонного возраста. Вот учитель уже признал свое поражение, а посол, недовольный потерей ставки, накинулся на него с тумаками, мол, как можно не осилить девятую кружку этой дряни, а учитель вяло оправдывается. Наконец он сам, утомленный упреками посла, своей рукой, наливает из этой бочки кружку хереса и через старушку передает послу, мол сам попробуй, а потом уже говори. Казалось, пир идет своим чередом, гости уже настолько захмелели, что и не пытаются разговаривать, а вчерашние рекруты почти все разошлись к себе, поздравить друг друга лично. Я уже встал, чтобы последовать их примеру, но подумав сел обратно. Если я выйду на улицу, — думалось мне, — мне надо удет попасть в темницу, только бы попросить прощения у этих прекрасных глаз, которые я так жестоко предал! – мысли неслись через слегка хмельную голову.
А херес из бочки и вправду был крепок, ничего не сказать, даже посол понял это, изрядно раскрасневшись и грузно опустившись на табурет. Его голова все наливалась и наливалась кровью, сам он уже не мог даже говорить. Конечности же его наоборот, заметно побледнели.
-Э, брат, да ты совсем плохой, — заплетающийся голос Иоганна выделился в затихающем гуле, — тебе к лекарю бы.
Посол не ответил. Вместо этого, его голова с негромким хрустом вдруг разлетелась по залу на тысячу кусков, оросив все капельками свежей крови.