-Ученик, подъем!
Меня окатило ведром ледяной воды. Остатки сна тут же улетучились, возвращая меня к реальной жизни. Но вставать так не хотелось…
—Алан, через минуту жду тебя в своем кабинете. И предупреждаю, задержишься хоть на десять секунд – пожалеешь, — раздался голос сэра Реджинальда.
Прошло уже несколько лет с того момента, как он взял меня в ученики. Пожалуй, мне следует немного рассказать о своей новой жизни.
-Да, наставник, сию минуту!
Сэр Реджинальд оказался удивительным человеком во всех смыслах этого слова. В нем сочетались такие несовместимые качества, как доброта и жестокость, угрюмая сосредоточенность на чем-либо и отменное чувство юмора, и многое другое, чего не встретишь в обычном человеке. Но обычным он никогда и не был.
-Алан, ты как всегда опоздал. На сегодняшней разминке тебе придется бежать на одну крепость больше. Жаль, а я хотел дать тебе отдохнуть.
-Да учитель, прошу прощения. Больше не повторится.
Каждый день жизнь посылала мне сюрпризы. Например, на вторую неделю своего пребывания при темнице я случайно обнаружил, что у моего наставника вместо левой кисти стоит искусно сделанный мифриловый протез. Хоть сперва я и немного испугался, когда увидел одну его руку на столе, но потом все же осмелился спросить про него, хоть и не получил ответа. Сэр Реджинальд не поощрял мой интерес на эту тему, но попросил почистить руку специальной щеткой и помочь закрепить ее на культе, после чего отправил на уборку тюремных камер для осознания, что «порой любопытство несет за собой последствия»
-Кстати, Алан, ты протер особым раствором «железную деву»?
—Конечно, учитель.
Сэр Реджинальд временно работал палачом в темнице. Жили мы при ней же, у меня был свой кабинет, если можно было назвать так эту скудно обставленную комнату. Естественно, учитель брал меня ассистентом на различные допросы. За то время, что я был при нем, я успел увидеть ТАКИЕ картины, которые не каждому взрослому под силу выдержать. Первый раз меня вырвало прямо на подозреваемого, после чего я потерял сознание, хотя Реджинальд только достал какие-то тиски. Когда я очнулся, мой учитель со смехом рассказал, что после моего «фонтана» преступник сознался во всем. Однако на второй раз я остался в сознании, а после третьего мне хватило духа спросить, как называется этот станок в углу. Наставник так интересно и увлекательно рассказывал о методах причинения страданий и смерти людям, будто говорил о нарезке тыкв, или еще что-нибудь в этом роде. Это было немного жутко, но очень интересно — слушать о том, как можно выдавить из человека признание с помощью одного лишь гвоздя.
-Алан, быстрее! Даже кинферскому волу сейчас под силу тебя обогнать!
Мое утро начиналось с разминочного бега вокруг крепости. Потом – скромный завтрак, которого, однако хватало на удовлетворение моего голода. В девять утра, пока вечно непросыхающий Клам с гневными проклятиями еще гонял своих по площади, я уже успевал выполнить ежедневную физическую норму и имел немного времени на перерыв.
Затем следовала теоретическая часть обучения. Сэр Реджинальд рассказывал мне о различных расах, населяющих нашу империю, об истории и законах мироздания, о психологии и анатомии, предназначении инквизиции и смысле бытия, о добродетели и зле. Эти знания он проверял во время фехтования на настоящих мечах на крышах построек Аль-Сапфира, или просто вместе с каждым вопросом метал в меня кинжалы, от которых приходилось резво уворачиваться.
Вроде как он серьезно не отходил от стандарта обучения рекрутов, однако в свои годы я знал много больше, чем мои сверстники, да и в практическом смысле тоже превосходил многих из них. Однако, обо всех уроках я рассказать не смогу, ведь их было столь много, что не хватило бы трех недель даже на краткий их пересказ, потому постараюсь лишь зацепить самые важные из них.
-Алан, жду тебя в большом зале на фехтование. Даю две минуты, — эти слова были сказаны нарочито мягко, но в голосе слышались сталистые нотки. Когда мой учитель говорил в таком тоне, он был или очень спокоен, или крайне взбешен. Как я уже говорил, это был удивительный, крайне непредсказуемый человек.
Когда я зашел в зал он уже снял свою накидку и достал свое диковинное оружие. Пожалуй, мне действительно стоит уделить ему толику внимания.
Сэр Реджинальд был вооружен парными титановыми клинками с D—образными рукоятями для защиты руки. Чуть изогнутые на концах лезвия были длинными, но не очень тонкими. Однако, две D—образные рукояти могли соединяться в одну, Ф-образную, а меч становился двуклинковым, с лезвиями, направленными в разные стороны. Этот формат оружия мой учитель любил больше всего, и мне нередко приходилось парировать своим медным тренировочным клинком свирепо вращающиеся лезвия Жнеца, как называл этот удивительный меч сэр Реджинальд. Вращение Жнеца с огромной скоростью было коньком моего наставника. Он мог беспрерывно совершать эти быстрые, но не механические, как у рубинов, движения руками до десяти минут к ряду! Это зрелище очень впечатляло и завораживало. Таким образом мой учитель даже мог отбивать стрелы, выпущенные в него. Однако даже одно лезвие этого меча было для меня слишком длинным и неудобным, оттого пока что я довольствовался медным клинком.
Фехтование тоже не являлось фехтованием в прямом смысле этого слова. Это был поединок. В ход шло все: и мечи, и акробатика, и окружающие предметы. Чаще всего во время таких поединков учитель вел со мной спор о политике того или иного монарха, архитектурных стилях крепости, пользе алхимии, и о многом другом. После пары часов сражения я был полностью вымотан, однако чувствовал себя прекрасно, особенно если слышал небрежное: «Молодец».
Быт в крепости не был рутинным. Я все еще жил при темнице, не пожелав возвращаться в общие казармы. Ходили слухи, что мастер Клам стал пить во время занятий с рекрутами и даже пропил свой страшный хлыст. Другие инквизиторы тоже набирали учеников, оттого в казармах оставалось немного людей, которые тоже желали обрести настоящего наставника. Временами я встречался со своими знакомыми, мы обсуждали обучение, и теперь уже не со страхом, а с нетерпением ждали свои звания, зная, что это даст нашей жизни. Иногда в крепость привозили новых рекрутов, и описанная мной ранее процедура посвящения повторялась вновь и вновь. Время шло, Аль-Сапфир жил своей жизнью, а я взрослел. Не буду утомлять вас всеми перепетиями инквизиторского обучения, остановлюсь лишь на самых впечатливших меня моментах.
Несмотря на все то время, что прошло с момента посвящения в рекруты, я все еще сильно скучал по своей семье. Быть может хотя бы отца миновала участь быть заживо погребенным в этих проклятых рудниках, ведь его не было в деревне в то время, ведь так? Хотя скорее всего инквизиторы видели его и других крестьян, когда проезжали мимо полей. Или нет? Может быть кто-либо сжалился над матерью и заменил ей работу? Знает ли брат о моем положении дел? Жив ли он сам? Эти и многие другие вопросы подолгу мучали меня бессонными ночами. Разумом я понимал всю ситуацию, но мое сердце все еще хотело надеяться и верить. Часто я просыпался в слезах от кошмарного осознания, что более никогда их не увижу. Долго так продолжаться не могло, мою душу просто рвало на части. Часто во время упражнений я терял контроль над телом, чем злил наставника, если его вообще можно было разозлить. Надо было что-то делать.
Одним вечером я вновь не смог справиться с собой, просто увидев закат. Раньше, когда я был совсем маленьким, мы всей семьей забирались на крышу нашего уютного домика и смотрели на заходящее солнце, разговаривали и смеялись. Теперь же у меня не было ни семьи, ни того домика. Лишь служба. Лишь долг. Лишь ответственность и повиновение своему наставнику. Хоть Аль-Сапфир славился своими видами, но во мне они пробуждали ужасную тоску по прежней жизни. Вернувшись в свою келью, я попробовал заснуть. Тщетно. Мысли северным ветром кружились в моей голове, обжигая ее своим холодом и безысходностью.Не выдержав, я встал со своего ложа и пошел по коридору темницы, из которой сэр Реджинальд за два с лишним года так и не удосужился переехать.
-Да, войдите. – такими словами был встречен мой робкий стук в кабинет мастера.
Я вошел. Сэр Реджинальд вновь изучал какой-то пергамент, но увидев меня отложил его в сторону. Одет он был в неизменную накидку, кабинет был обставлен так же скудно, как и раньше, лишь коптили свечи, однако почему-то атмосфера не тоски, а совсем неожиданного уюта пронзала его вдоль и поперек.
-Да, Алан, ты что-то хотел?
—Учитель, мне … нужно поговорить с вами.
-Вот как? О чем же, я тебя слушаю?
Я замялся. Стоя перед ним, я часто терялся, столь гипнотическим эффектом обладал взгляд его тусклых голубых глаз.
-Меня в последнее время мучают кошмары. Мне кажется, это из-за…
Я рассказал ему о своих переживаниях. На удивление, он все внимательно выслушал, даже не отвлекаясь ни на что. Когда я закончил, он встал из-за своего резного стола, подошел ко мне и, задумавшись, сказал:
—Алан, ты правильно поступил, что обратился ко мне, жаль, правда, что так поздно. Видишь ли, мой ученик, прошлое – это такая вещь… Его нельзя вернуть. Все мы глубоко в душе мечтаем об этом, но здесь, — он показал на голову,- должны понимать, что это невозможно. К счастью или сожалению, но ты должен смириться со своей жизнью. Ученик, не позволяй чувствам завладеть тобой, это слишком губительно.
Словно пару лет назад, в день нашей встречи, я вновь услышал эти холодные слова. Неужели можно быть таким черствым?
—Возможно ты думаешь, что я слишком жестокосерден, — раздался голос учителя. Нет, я лишь стараюсь тебе помочь. Садись, — он указал на пол.
Я сел туда, скрестив ноги. Реджинальд опустился напротив меня.
-А теперь, мой ученик, расскажи, о чем конкретно ты скорбишь.
-О родителях.
-Разве я не даю тебе все те навыки, что могли дать они?
—Учитель, но они моя родня…
-И что с того? Неужели ты хочешь вернуться в ту, прежнюю, жизнь? Кем, к примеру, работал, твой отец?
—Пахарем, настав…
Он вновь отмахнулся от обращения.
-Пахарем? Что ж, позволь тогда рассказать тебе твою судьбу, если бы ты не попал сюда. Скорее всего, если бы ты конечно дожил до тридцати лет, в этом возрасте ты был бы уже как тот, как бишь его…Вильям, если не хуже.
-Откуда вы знаете о Вильяме? – от неожиданности перебил я его.
-Был свидетелем расправы.
-Это вы убили его?! Вы были в Кучах!
—Да, был. Но я был кучером того чудовища на колесах. Не делай поспешных выводов, это пагубно сказывается на восприятии мира. Так вот, служба здесь дарует тебе практически неограниченные возможности познания! За это всегда приходится платить дорогую цену, но оно того стоит, уж поверь мне. Ученик, забудь их. Твоя семья здесь, в крепости Аль-Сапфир.
Он вновь смотрел мне прямо в душу, противиться этому взгляду было невозможно. Внезапно я осознал, насколько прав он был. На душе сразу стало легче.
-Ты мальчик с горячим сердцем, инквизитору это качество ни к чему. Я думаю после пары сеансов медитации ты познаешь истинного себя. Кстати, пока ты здесь, расскажи мне, почему тебя так заботит судьба этого горбатого Джона?
—Вильяма.
-Хорошо, пусть будет Вильямом, все равно это ненастоящее имя.
-Но почему?
—Всему свое время, Алан.
-Он хотел спасти нас, детей, от участи инквизиторов.
-Разве мы только что не обсудили это?
—Учитель, мне повезло встретить вас. А некоторые до сих пор живут под началом Клама. А некоторые уже и вовсе не живут.
-Даже под его началом вполне можно стать хорошим инквизитором. Те, кто проходит его обучение, становятся прекрасными ратниками.
-Но он хотел спасти нас!
-То есть для тебя он – герой?
—Конечно, ведь он пожертвовал собой ради нас.
-Напрасно.
-Но во имя благой цели, учитель!
-Благой цели? Мой мальчик, порой я поражаюсь твоему столь узкому взгляду на жизнь! Позволь мне показать на его конкретном примере, что на мир надо смотреть не с одной, но с двух сторон. Итак, для тебя он герой, пожертвовавший собой ради детей. А для совета инквизиции он целых два года был занозой в заднице, потому что построил целую рабовладельческую империю на юге нашего королевства, благо местным это нравилось. Мы почти его задержали, но лишь смогли сломать ему позвоночник, да выбить глаз. Он прекрасно знал, что рано или поздно во время пересылки его прошлое выяснится, и тогда ему не миновать четвертования! По сравнению с этим расстрел из арбалетов – просто прекрасная перспектива, благо наш Гранд норовит кончать всех и каждого, хотя попади он в мои руки, этот Вильям мог столько нам рассказать, — он улыбнулся, — надеюсь, теперь ты понял, что на жизнь надо смотреть не только со своей точки зрения.
Пораженный, я слушал и осознавал, до чего скупо я осознавал мир раньше. Мы с учителем еще немного поговорили о инквизиторской добродетели, после чего он отправил меня к себе, дав такое напутствие:
—Помни, ученик, не давай чувствам взять верх над тобой. Не хватало нам еще одного Клама в крепости.
-Что?
Но дверь уже закрылась. Вновь я был предоставлен своим мыслям. Однако мой учитель не всегда был в таком настроении.
Однажды ночью я проснулся от странной, жуткой и тоскливой музыки. Хотя в коридорах темницы часто завывал ветер, особенно в шторм, какой разразился пару часов назад, эти звуки не были на него похожи. Казалось, они были насквозь пропитаны душевной болью. За время, проведенное в крепости, я повидал немало, но эта музыка бросала в тоскливый ужас такой силы, что мне было трудно шевелить конечностями. Превозмогая себя, я пошел по направлению к источнику звука. Он оказался недалеко, в кабинете моего наставника. Заглянув туда, я был несколько поражен увиденным, хоть на первый взгляд ситуация была обыденной: сэр Реджинальд играл на органе. Но я никогда не видел столь величественного и жуткого органа, украшенного руническими символами, в его полную величину, к тому же и сама композиция вносила свою лепту в картину. Тем временем, мой учитель прекратил игру, размял пальцы, чем-то щелкнул и заиграл с новой силой. Но это уже была не та тоскливая мелодия, скорее наоборот. В ней чувствовалась злость и ненависть, животная ярость ко всему на свете и одновременно, жуткое спокойствие, будто сами боги играли на этом треклятом органе, оглашая смертный приговор неверным. Я лишь слушал, не в силах пошевелиться, до того меня заворожила виртуозная игра моего мастера. Его пальцы плясали по клавишам инструмента, будто в дьявольском танце, пламя свечи отражалось и блестело на его протезе, не прикрытом кожаной перчаткой, ветер завывал в коридорах… Стоит ли говорить, какое воздействие оказала на меня эта музыка. Тем временем мой учитель встал, не замечая меня, подошел к какой-то тумбе, покопавшись в своей накидке, вынул из нее какой-то грязный медальон в форме сердца, и положил на нее. Затем, к моему глубочайшему удивлению встал перед ней на колени и стал что-то глухо шептать. Я разобрал лишь три слова: «Хильда…Кассиан…простите». Дальше случилось то, чего я совсем не ожидал: мой наставник заплакал. Эти слезы были скупыми, но более искренних за свою жизнь я не видел. Боль сквозила в каждом его слове. Было видно, как он страдает, всей душой, всем телом, всем своим существованием.
Однако здесь произошло непредвиденное: я наступил на что-то и пол хрустнул под моим шагом. Сэр Реджинальд моментально обернулся:
—Алан? Какого дьявола ты здесь находишься?
—Учитель, я услышал странные звуки и подумал, что вам нужна по…
-Разве ты не знаешь, что тебе запрещено заходить сюда без моего вызова?!
-С вами все в порядке, мастер?
—ВОН!!!
-Я лишь хо…
Вместо ответа он в секунду достал Жнеца и с ужасающей силой метнул этот двуклинковый меч в меня. Я чудом увернулся от этого страшного броска, а меч, пролетев мимо, с грохотом и скрежетом вонзился в стальную дверь соседней камеры по самую рукоять. Больше намеков мне не требовалось, так быстро я не бежал никогда в своей жизни. Долго мне были слышны причитания моего учителя и его гневные проклятия, но уже не в мой адрес, а скорее в адрес злой судьбы и чего-то в этом роде. Я добежал до своей соломы, служившей мне постелью, и постарался заснуть, но тщетно, так сильно колотилось мое сердце.
Наутро я проснулся и первое, что я увидел, был сэр Реджинальд сидевший на табурете рядом с моим импровизированным ложем. Я вскочил, в ужасе вспомнив события прошлой ночи. Вдруг он пришел сюда довести начатое до конца? Но зачем тогда ждал моего пробуждения? Вероятно, чтобы увидеть предсмертный ужас, так? А если…
Учитель прервал поток моих мыслей:
—Мой ученик, я … наверное должен принести тебе мои извинения, ведь вчера ты чуть не лишился жизни по моей воле. Я даже удивлен, как ты еще жив.
Поняв, что убивать меня он не собирается, я несмело сел на соломе. Мой учитель продолжил:
—Вероятно ты желаешь узнать, свидетелем чего, стал этой ночью. Приведи себя в порядок, жду в своем кабинете. Сегодня дам тебе выходной.
-С-с-спасибо…
Все еще пребывая в шоковом состоянии, я поднялся к двери его кабинета. Жнец по-прежнему торчал одним из своих лезвий из тюремной двери, напоминая мне о произошедшем.
Когда я, постучавшись на всякий случай, вошел в дверь, сэр Реджинальд сидел в своем кресле и пил какой-то травяной настой с приятнейшим ароматом. Велев присоединиться, он налил мне того же отвару и начал:
-Алан, что тебе известно о любви?
—Любовь – это особое чувство привязанности
-Нет, нет, нет. Не определение слова «любовь». Как именно ты понимаешь это слово.
-Затрудняюсь с ответом, учитель. Вероятно, это то, ради чего стоит жить.
-Да, если она взаимна. Но мой ученик, запомни свой главный жизненный урок – выброси это чувство из своего сердца. Навсегда.
-Но почему, наставник?
—Потому что при его крушении, оно оставляет незаживающие раны на твоем сердце.
-Как остаются после удара фламбергом?
-Много хуже, Алан, много хуже…
-Вероятно вы кого-то любили, учитель, а потом потеряли?
—Не потерял! Их у меня отняли! Из-за тупости и невежества этого отребья! – столько ненависти в его словах я ни разу до того не слышал. Он продолжил, но уже спокойнее, — Да, ученик, я потерял свою семью. Мою жену Брунхильду, и годовалого Кассиана. Я был на задании, патрулировал окрестные кабаки, и опоздал к ним буквально на полчаса, хоть и обещал прийти пораньше и сыграть на этом чертовом органе нашу любимую музыку… Фатальные полчаса, за которые я бы отдал оставшуюся жизнь. Их заживо сожгли в их же домике. Вчера было пять лет с того момента.
Дальше объяснять было не нужно. Я и так понял, свидетелем чего я был, и что наделал. Стало невообразимо стыдно. Я встал на колени перед ним.
-Мастер, прошу прощения, за мою бестактность. Я очень сожалею.
-И вчера ты за это чуть не заплатил. Ведь я искренне хотел убить тебя в тот момент, о чем сейчас сожалею. Встань, мой ученик. У тебя выходной.
Спокойствие, с каким были сказаны эти слова поразило меня. Убить человека для него было как щелкнуть пальцами, если не легче. Уже выходя из кабинета, я услышал оклик:
-Алан!
-Да, наставник?
—Необходимо вытащить Жнеца из двери и заменить ее. Займись на досуге.
-Но учи…
Он не дослушал. Все-таки он был неисправим.
В другой раз после тренировки мы с учителем шли по площади, обсуждая политику Генри III, как вдруг послышался знакомый звон. Все на той же мраморной платформе проходил очередной поединок рубинов, а толпа зевак с интересом наблюдала за ним. Я хотел было тоже поглазеть на них, но учитель велел мне следовать за ним, не отвлекаясь.
Отойдя от площади, я спросил у него:
—Учитель, почему нельзя было остаться хоть немного посмотреть на бой?
—Разве тебе не хватило наших трех часов?
—Хватило, учитель… Но их движения так красивы и точны… Эх, если бы я мог сражаться так же, как они!
Учитель резко остановился. Он процедил:
-Алан, ты понятия не имеешь, ЧТО ты сейчас сказал в силу твоего юного возраста, потому я не обращу на это внимания. Хуже этих рубинов существ придумать нельзя.
-Наставник?
—Да?
—Почему вы так к ним относитесь? Ведь их преданность нашему общему делу не знает границ!
-Преданность? Мой ученик, я не очень хотел с тобой это обсуждать, однако вижу, что мой урок здесь необходим. Присаживайся,- он указал мне на деревянную лавку.
Когда я сел, он продолжил:
-Итак, рубины. Что ты знаешь о них, мой ученик?
—Это элитная гвардия, подчиняющаяся только королю. Они не знают страха и усталости, а о доблести этих людей должен мечтать каждый.
-Людей? Теперь мой ученик, слушай внимательно, и запоминай все про нелегкое рубиновое ремесло, граничащее с некромантией.
Меня передернуло, однако учитель поднял руку, призывая слушать.
-Мой ученик, в отличие от инквизиции, в рубиновые гвардейцы почти никто не идет добровольно. Оно и неудивительно. Ты назвал их людьми… Что ж, когда-то они были людьми, вне сомнения. Однако сейчас это бездушные тела, умеющие лишь выполнять приказы. Знаешь, как проходит их посвящение? Отчаявшегося человека, решившего и принужденного стать рубином, волокут в специальную комнату. После чего, под присмотром придворного лекаря заживо вырезают у бедолаги сердце, а вместо него вшивают магический амулет с особым Санским рубином – оттого и пошло их название. Человек с рубином вместо сердца в груди уже не человек. Нет, он все помнит, соображает, в теории с ним можно поговорить. Но он никогда не испытает никаких эмоций. Если ему повелят проткнуть фламбергом мать на глазах у ее детей и оставить умирать от кровоточащих ран, рубин повинуется мнгновенно. Без колебаний и малейшего сомнения, правильно ли это или нет, в отличии от инквизиторов. И да, подчиняются они монарху, лишь потому, что он носит на руке рубиновый перстень, обеспечивающий их покорность. Попади перстень к другому человеку – будут подчиняться ему. Словом, бездушные куски мяса. Чтобы одолеть рубина, его необходимо обезглавить, тело может выдержать множество повреждений, ведь они не чувствуют боли. Еще говорят, что чистая, беззаветная любовь способна остановить рубинового стража, но я не понял, кого в конфликте с ним надо любить, потому придерживаюсь первого способа. Ты все запомнил, мой ученик?
—Да, мастер, но есть один вопрос.
-Слушаю.
-Откуда вы все знаете про них, ведь скорее всего это тайна?
—Я участвовал в … подготовке будущего рубина. Чистил амулет, пока лекарь наживую вырезал бедолаге сердце.
Я представил себе живого человека, которого таким мучительным способом превращают в бездушную машину для убийства. На один миг мне показалось, будто я слышу крики этого несчастного, о котором мне только что рассказали. Тотчас меня вырвало на площадь и бродячего кота, который так некстати проходил мимо.
-Ученик, работа инквизитора имеет под собой массу неприятных нюансов. Но тебе необходимо выработать иммунитет к ним, лишь тогда ты сможешь насладиться своей жизнью. Кто знает, может тебе попадется симпатичная демонетка…
Я смутился и покраснел. Не столько от упоминания демонеток, сколько от укоризненного взгляда того кота, который пытался очиститься в близлежащей луже.
-Пойдем отсюда, Алан. Завершение твоего обучения не за горами, поверь мне.