Тишину в комнате нарушал только едва различимый треск догорающих свечей. В тусклом мерцающем свете с трудом различались очертания кабинета: стол, с аккуратно сложенными листами чистого пергамента, распростёртой картой с прижатыми пресс-папье уголками, и кипой рабочих документов; обширная библиотека, занимающая большую часть пространства; толстый шерстяной ковер витиеватыми узорами, на котором громоздились два кресла, одно было перевернуто, а в другом был едва различим силуэт сгорбившегося человека.
Это был молодой мужчина, двадцати пяти лет. Однако сейчас, на его лбу пролегли морщины от напряжения. Он методично массировал переносицу, словно пытаясь избавиться от мучавшей его головной боли. Другая рукой он крепко вцепился в подлокотник кресла. Вновь и вновь просматривая в голове воспоминания текущего дня, он снова и снова упирался в тупик безысходности. Мужчине предстояло решить задачу, с которой не ожидал когда-либо столкнуться, или смириться и взять на себя бремя, которое может разрушить жизнь его близких. Он предполагал, что жизнь правителя может быть тяжёлой, и полной лишений в угоду своему народу и их благополучию, но даже не рассматривал то, что придётся принести в жертву тех, кто ему дорог.
Григорий чуть потянулся к оставленной рядом чаше вина, но отдернул руку. На её месте всё ещё искрились, в слабом свете, осколки, после недавнего полёта о ближайшую стену.
Аудиенция у Великого князя пошла по совершенно противоестественному пути. Пути, нарушающими законы природы и нормы морали.
***
— Это скверная шутка, Ваше Высочество, — Григорий неловко закашлялся и улыбнулся. Он хотел верить, что это шутка. Должна быть шутка, — Я думаю, что некоторые темы, могут быть оскорбительны и неуместны при беседе с привилегированными членами общества. Какие трактаты вы использовали для…
Молодой человек посмотрел на отца и понял, что надежды его не оправдаются. Великий князь никогда не славился весёлым нравом, но в данный момент, в этой комнате, княжич, был готов молится всем богам, лишь бы это оказалось только нелепой шуткой. Монарх смотрел прямо на него, бесстрастно, из-под густых седеющих бровей, глаза стального цвета пугающе пронизывали его суть. Он никогда не смотрел так на него раньше. Это был взгляд монарха на своего подданного. И монарх требовал подчинения.
— Я стану в этом участвовать! – молодой князь вскочил со своего места, на его лице читалось отвращение. – Вы… Она моя сестра, — уже тише сказал он, вглядываясь в лицо отца, силясь найти те фрагменты потери рассудка, которые толкнули на создание такого мерзкого замысла.
Он посмотрел в сторону матери, но великая княгиня стояла поодаль, у окна, смотря в блаженную прохладу ночного сада. Она сама, похоже стыдилась этой ситуации, этих слов, произнесенных в комнате совсем недавно. В руках она не переставая теребила платок, или то что от него осталось. Она ломала руки, дергалась в сторону, как сумасшедшая. Всё её существо стремилось к тому, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Его всегда спокойная, степенная и мудрая мать, сейчас походила на безумную.
— Этот вопрос уже решен, Григорий. Ты сам прекрасно знаешь, что я человек, и я смертен, как и все. То, что я дожил до зрелого возраста, имея наследников – уже чудо и редкость в наше время. Ты станешь следующим правителем. Ты займешь моё место. Мы много с тобой говорили о том, какие трудности и лишения могут быть на этом посту. Тебе всегда придётся думать о себе в последнюю очередь, — голос монарха был ровным и твёрдым. — Слишком долго люди здесь страдали и умирали, я и твой дядя отдали жизни для того чтобы создать эту цветущую державу. Этого я и требую от тебя. С самого детства ты готовился занять моё место, и я думал, что вырастил достойного преемника.
— Вот не надо сейчас говорить о долге! Я прекрасно знаю своё место, отец! Я был готов отправиться на границу в помощь дяде — я отправился, и там же чуть не умер от этих тварей, о которых все почему-то забыли и молчат. Я готов заключать брак по расчету с любой выгодной для княжества партией, но это – противоестественно! Против природы! Против человечности! Против чести!
— Замолчи, щенок! Ты как думал будет складываться твоя жизнь? Из одних побед на войнах и дипломатических встреч с послами?! Нет, дорогой наследник. Нам приходится идти и на самые страшные и гнусные поступки ради блага тысяч. Иначе всего что добилась наша династия рухнет в одночасье, я не прошу тебя никого убивать, хотя и это тебе когда-нибудь придётся сделать. Ты даже не знаешь, что пришлось мне… что нам…
Великая Княгиня, наконец-то отошла ото сна и кинулась в поддержку супругу, взяв его за его большую руку в свою крохотную и обняв, широкую спину. Но внезапная нежность уже никак не могла повлиять на разгоревшуюся ярость в душе молодого человека.
— Но если так важно, чтобы она осталась с нами, почему не Тимофей?
— Тимофей?! Тимофей! Ты хочешь самое драгоценное сокровище государства доверить своему полудурку братцу?
— Прошу Вас, Ваше Высочество, он же тоже ваш сын, — взмолилась княгиня. Оскорбление собственного ребенка заденет любую мать. Даже если это может быть правдой.
— А что, я не прав? Я его отец и вижу, что с ним сделала наша мягкость по отношению к нему. Мы слишком часто его прощали, он знает свою власть, и совершенно игнорирует обязанности. Если это было не так, я бы четыре года назад отправил его на обучение в северные земли, в коих, как планировалось он будет править дальше. Но он до сих пор не стал серьезным, одни азартные игры да девки на уме. Ты сам знаешь, сколько борделей жалуются на него. Казна тратится только на сокрытие его грехов. И ему ты предлагаешь доверить жизнь девочки?
— Но он тоже любит её.
— Себя он только любит. Я не хочу этого говорить, — в голосе правителя прозвучала горечь, — Но я боюсь, что если он узнает, что мёртвая царевна стоит дороже, то пойдет и на этот шаг.
Реальность подобного исхода ужаснула молодого князя. Он не хотел этого предполагать, но и отрицать не мог. Григорий хорошо знал своего брата.
— Но должен быть и другой план?
— Нет, мы долго об этом думали. Она должна остаться здесь и живой, так как везде она полезнее будет мёртвой. На неё начнется охота сразу, как она выйдет за пределы замка. Так что это и так в каком-то смысле милосердие. Как ты думаешь, сколько она проживет, если мы выдадим её замуж за какого-то малахольного наследника из соседней страны? Да даже хорошего человека. Польза от её мертвой в разы больше. И пока Империя о ней не знает — мы все в безопасности. Наша династия, наши люди, наш народ.
— Я…должен всё обдумать, — сухо ответил молодой человек, его взгляд уже не выражал ничего.
— Я в тебе не сомневался. Ты всегда был моей гордостью. Ты станешь достойным правителем. Осталось поговорить с девочкой.
Монарх дотронулся до плеча сына, и некрепко сжал его. Михаил гордился своим первенцем. Ощущение прикосновения, всё еще могучей руки старого воина, делало Григория маленьким и ничтожным перед волей князя. Правитель подал знак княгине, и они вышли.
****
Сердце всё ещё бешено трепетало. Айоланта металась по комнате, все ещё тщетно пытаясь совладать с собой. Девушка в первый раз сама попыталась освободиться от своего наряда. Айо хотела, чтобы эти чувства, мысли и эмоции были только её. Она сгорала изнутри, прокручивая снова и снова воспоминания. И она хотела гореть, и сгорать: от стыда, от любви, от столько времени сдерживаемой страсти.
«Он хочет быть со мной. Он любит меня! ОН! МЕНЯ!»
Сложная прическа, после самостоятельного разбора, превратилась в некоторое подобие птичьего гнезда. Только её это уже не волновало, девушка как завороженная, с разгоряченным от смущения и восторга лицом, методично расчесывала одну и ту же прядь. Поэтому она даже не сразу услышала, как служанка вошла в комнату и обратилась к ней.
— Прошу прощения, княжна Айоланта, за столько позднее беспокойство — служанка поклонилась, не поднимая глаз, — Его Высочество Светлейший князь Михаил и её Высочество Светлейшая княгиня Светислава, хотели бы видеть Вас сейчас в библиотеке.
— Уже?!— воскликнула Айо, не веря в реальность происходящего. Служанка тоже вздохнула от неожиданности, и наконец-то заметила, что царевне всё-таки потребуется помощь с прической.
Когда спутанные волосы были собраны в более-менее приличную косу, молодая княжна буквально вскочила и вылетела из комнаты по направлению к библиотеке. Служанка осталась стоять некоторое время в комнате всё еще цепенеющая от шока: так разительно не вязалось счастливое лицо молодой девушки с скорбным настроением монаршей пары.
Айоланта очень быстро достигла места аудиенции, потому что бежала, что раньше не могла себе позволить. Разве приличные девушки бегают по коридору? Но сейчас ей было всё равно, она неслась от одного счастливого мгновения к другому.
Остановилась лишь перед дверьми библиотеки, пригладила выбившуюся прядь за ушко, постаралась придать лицу спокойное выражение и подала знак охране открывать двери.
Низко поклонившись, соблюдая все норм дворцового этикета, Айоланта приготовилась принять главный подарок своей судьбы. Склонив голову, словно в уважительном поклоне, пытаясь скрыть улыбку, она не обратила внимания на то, что отец сегодня суровее, и на то что мать меланхолично смотрит в окно.
Великий Князь нарушил молчание первым.
— Ты сегодня сияла ярче всех звёзд, дочка, — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла совсем горькой.
— Благодарю, Отец.
Монарх продолжил:
— Как ты знаешь, девочка, родители девицы достигшей брачного возраста, должны найти ей достойного супруга. В нашем случае это было крайне непросто, ведь ты наследница династии довольно богатого государства, и жених тебе нужен достойный тебя. Это решение далось нам нелегко, но мы думали в первую очередь о твоей безопасности и счастье.
Айоланта чуть было не закричала от зарождающегося в ней нового прилива восторга, а в голове мысли жужжали словно мухи, постоянно перебивая друг друга:
«Неужели? Он уже договорился?! Так быстро! Но ведь прошло всего несколько часов!» «Да их государство соседнее, и их объединение будет выгодным для обеих сторон» «Я стану женой принца Клауса, а затем королевой» «Нет не верится, неужели жизнь настолько прекрасна?!».
— Ты выйдешь замуж за…
«принца Клауса»
— … княжича Григория.
Царевна забыла, как дышать.
— За кого? Повторите, пожалуйста, отец, я устала за сегодня, и не расслышала, кажется, — только нервно проговорила девушка.
Айоланта слышала о таких видах союзов, но как об извращенной попытке сохранить свою власть других династий. И ни к чему хорошему это никогда не приводило. Только к вырождению этой самой династии и её дальнейшей гибели. Она хотела бы потерять сознание, проснуться и уйти от этого ужасного сна. Но проснуться не получилось. Она просто осталась в том миге, в котором услышала неправильное имя. Имя её брата. Тошнота подступила к горлу. В животе что-то неприятно сжалось. Она любила Григория, но не так как Клауса. Как можно любить старшего брата, ни больше не меньше.
Сквозь пелену она слышала, что говорил Великий князь: «это самый выгодный союз… это многовековая практика во многих странах… ты останешься дома, никуда не придётся уезжать…» Но она уже не слушала.
Её голос бесцветно прозвучал:
— Да, Ваше Высочество. Ваша воля – закон.
Но её больше не было здесь. Всегда получается не так как нам хочется, нечего было и надеется на какой-то ещё исход. Няня всегда говорила: «чтобы не разочаровываться – не надо очаровываться». Как же она была права. Падать с высоты своих никогда не случившихся надежд и сбывшихся мечт оказалось очень болезненно.
Её не так сильно волновало то что ей придется выйти за собственного брата, как то, что выйдет она не за Клауса. Возможно, она даже не поняла о ком идёт речь, просто услышала не то имя.
Она попрощалась. Как в тумане прошла к своей комнате, еле переставляя ноги. И только тут упав на кровать, разразилась истошными, полными боли разбитого сердца, рыданиями. Было уже всё равно услышит ли кто её, придёт ли. В этой комнате существовали лишь она и безысходность положения.
За тоской пришёл гнев, девушка в ярости схватила уже промокшую подушку, и намеревалась швырнуть её как можно дальше. Внезапно послышался хруст бумаги под ладонью, даже не сразу заметила небольшое письмо, оставленное на подушке.
В порыве внезапной надежды, она бросилась к догорающей у кровати свечи. Всё ещё пытаясь сфокусировать взгляд зарёванных глаз, она раскрыла небольшую бумажку.
В ней было написано:
«Я всё знаю. Ждите меня. Люблю. Клаус.
Уничтожьте письмо»
