Дурак. Какого ни где не найдёшь.

Друг это заметил, опустился на кровать рядом со мной, схватил в охапку и притянул, крепко так, даже ребра захрустели. А у меня дыхание сбило. Напрочь.

Лин уткнулся мне в шею и засопел, тихо так, едва слышно.

Тепло в его объятьях. Да и сам он тёплый. Я все шире улыбалась.

– Прости, – шёпотом сказал он, крепче обнимая, а услышав мой хрип, ослабил хватку. – Прости…

– Прощаю, – хрипло выдавила я, глубоко вдыхая кислород.

Калинов все еще ослаблял объятья, а потом вообще отодвинулся. Холодно. Улыбка погасла.

– Ы-ы-ы, ты тёплый! – проныла я, изображая грустную моську маленького ребёнка.

Влад на это все всегда смеялся и трепал меня по голове, а потом щекотил до боли в животе.

Тепло ушло, теперь холодно, не смотря на то что я в его толстовке, мне стало одиноко.

Друг рассмеялся, потрепал меня по голове и встал. Что и требовалось доказать…

– Погреешься еще, потом как нибудь, – пообещал он.

Я грустно протянула к нему руки, как маленький детёныш. Странное чувство. Хочешь в тепло, но не комнатное, а человеческое.

Лин спрыгнул с кровати и пошёл дальше шариться в шкафу, а я бухнулась на его постель и перевернулась на живот, уткнувшись в его подушку. Пахнет цитрусом. Апельсином. Он его любит, под новый год сжирает килограммы, но ему столько нельзя, красные пятна появляться будут, я потом отбираю их и ругаюсь, что Владислав потом некрасивый ходит. Прыщавый. А этот гаденыш потом ржёт, но слушается. И хорошо, а то рука то у меня тяжёлая. Уже проходили это.