— Зефи́рус! Какая ночь!  — вскричал Пенна чересчур высоким голосом, пересилив себя и обернувшись к нависшему над ним Зефирусом. Тот был довольно высок и тонок, с сутулых плеч ниспадал скрывающий почти всю его фигуру длинный плащ цвета яйца перелетного дрозда с темными перьями, на шее поблескивала серебряная брошь в форме когтистой лапы, широкий капюшон, из-под которого торчали черно-синие пакли, почти полностью скрывал его извечно спокойное лицо. Но сейчас оно было пугающе спокойным. Его бирюзовые глаза выражали некую холодность, хотя Пенна, как и другие жители домишки на дереве, никогда не сомневался в душевной пылкости, которую Зефирус всеми силами старался не выказывать.  Его изогнутый орлиный нос был выкрашен синей краской, как и его высокие скулы и веки. 

  Пенна все еще не мог прийти в себя и только смущенно что-то бормотал, судорожно подбирая слова, чтобы объяснить свое позднее возвращение, но все они выходили невнятными, а Зефирус все сильнее сдвигал свои хмурые брови к переносице, пуховые уши на макушке его капюшона поникли, и теперь он напоминал насупившегося филина. Пенна, кряхтя, как мог сдерживал свое хихиканье, потому что представить Зефируса в гневе было превыше сил любого фантазера, он всегда был добродушным и скромным.

  — А…что ты тут делаешь? Ты же должен сегодня патрулировать… — вдруг выдал Пенна, неловко съежившись. 

  Зефирус сдернул с подбородка платок и, будучи все таким же сдержанным и невозмутимым, ответил: