Если бы кто-то в это время и в этом самом месте на мгновенье затаился, растворился бы в темноте, то он бы смог заметить мигающие в листве огромные горящие зеленым огни. Они бы замерли на миг, пугливо дрогнули и скрылись в беспроглядных зарослях. 

  Пенна был бы безумно очарован, коль так случилось бы. Но такого никогда не происходило. И это очень огорчало его. Он несся сквозь чащобу, скатываясь по толстым ветвям, умытых прошедшим дожем, и вновь взмывая, перепрыгивая с дерева на дерево, распахивая свой плащ, на краях которого развевались растрепанные перышки, словно сильные совиные крылья. Его неуловимый силуэт то мелькал под покровом разбуженной листвы, то пропадал, погрязнув во мраке. Пенна, пытаясь угомонить свой бешеный внутренний порыв, летел вперед и вперед, но ноги вдруг перестали его слушаться.  То пятки скользили по предательски гладким веткам, то слишком острые когти на носках сапог зацеплялись за все попадающиеся сучки и тормозили сорванца.  Пенна потуже затянул темно-зеленый шарф, наполовину скрывающей его лицо, и накинул багряный капюшон с совиными завитками-ушами. Даже в своей стае он выделялся, он хотел выделяться! Пенна также не расставался со своим неумело согнутым луком, который он так и не научился правильно держать. Пенна никогда ни с кем не воевал, не охотился, но вечно таскать за спиной лук, к которому он на удачу привязал самодельный ловец снов, ему очень нравилось, это поднимало его дух, подогревало страсть к приключением.