Когда тебе кажется, что времени уже нет — ты прав.
Его нет ни у кого из нас. И всё же это место, кажется, особенно подходит под такое описание. В своей попытке симулировать жизнь, в этих жалких заброшенных остатках творения человека, образующих собой его окружение, оно парадоксальным образом ещё более вне времени, чем вся окружающая его вселенная.
В этом месте, которое я раньше называл своим домом, я побывал уже столь много раз, что не смогу сосчитать. Свет посреди опустошённого города, погруженного в вечную синеватую темноту — он служил мне своеобразной спасательной капсулой, в которую можно было погрузиться и сбежать от временами ещё более тёмной действительности. Дом, которого уже нет — в настоящем мире от него осталась лишь безжизненная оболочка, однако в этом мире он сохранил то ключевое качество, присущее ему до… Впрочем, не стоит вдаваться в детали.
В течение каждого своего визита я неизменно размышлял о его предназначении в своей маленькой воображаемой реальности. Он был не единственным оставшимся хранителем жизни в городе: в один день, созерцая вид из окна, я заметил вдалеке едва проблеснувший огонёк, заставивший меня задуматься ещё сильнее. Если это был такой же Дом — наверное, правильнее будет сделать это слово именем собственным — каким был для меня этот, то что могло значить столь скорое угасание? Воздействие ли это внешних факторов или попросту мгновенная смерть? Если бы кто-то увидел свет в моём окне, смог бы он зайти ко мне, смог бы взаимодействовать?
К несчастью, тогда я так и не смог прийти к ответу. Однако у меня получилось сформировать гипотезу и проверить её.
Гипотеза эта заключалась в том, что, вопреки моему изначальному предположению, этот мир не симулировал жизнь. Мой дом, как и любой другой здесь, представлял собой воспоминание. Место, которое существует только в отдельно взятом сознании — только подобное способно вызвать в человеке нужные чувства и эмоциональные реакции. Если это правда, то вся окружающая среда — не более чем полузабытые образы мельком увиденного окружения, собранные воедино и образующие собой приблизительное представление целого внешнего мира.
Самая незначительная часть образа Дома не может создать чёткую картину, однако же очертания двора были видны вполне различимо и не имели недостающих частей. Это наблюдение привело меня к осознанию того, что в этом мире, скорее всего, «умерло» бессчётное количество таких домов, и каждый из них добавлял свою крупицу памяти в общую картину. И никто не думает о людях, когда хочет от них изолироваться.
Это значило, что, когда свет угасает, от Дома остаётся лишь отпечаток былого существования. Это значило, что, когда свет угасает, память умирает окончательно и бесследно без возможности восстановления. Это значило, что никто и никогда не смог бы найти вход в другой Дом, сколько бы усилий не было на это потрачено — прочитать чей-то разум, скопировать чьи-то воспоминания попросту невозможно.
Переборов страх, я постепенно начал готовиться к выходу наружу. Поначалу меня хватило лишь на то, чтобы открыть входную дверь и смотреть на лестничную площадку, освещённую одной лишь лампочкой из зала. Через какое-то время я осмелел достаточно, чтобы дойти до последней освещённой ступеньки, что позволило мне взглянуть наружу с нового угла через разбитое окно. Всё это время мне приходилось слушать собственные шаги, неестественным, долгим эхом отражающиеся по всей лестничной клетке.
Наконец, спустя несколько месяцев постоянного преодолевания своих психологических барьеров, я всё же смог открыть дверь подъезда и сделать свой первый шаг в непознаваемое.
В этот раз я не слышал людей. Снаружи была лишь тишина.
Мёртвая ли?
Окружающая вселенная не издавала ни звука. Не было слышно людей вокруг, их разговоров, не было слышно проезжающих мимо машин. Только мои дыхание, сердцебиение и осторожные шаги разбавляли тишину этого вакуума, не отражаясь на этот раз ни от чего.
Тогда я понял, что те звуки на самом деле не исходили снаружи. Когда я открыл окно, я получил обобщённое воспоминание о том, что было слышно после такого действия. В этом мире не было внешних звуков, и я должен был осознать это раньше; ведь основная память была связана именно с Домом, в то время как окружающий мир представлял собой отпечаток слабых, фоновых воспоминаний.
Я гулял по окрестностям, временами подрагивая. Страшно было оказаться одному в пустом призрачном городе — а если точнее, оказаться там не одному. Вездесущая пыль царствовала безраздельно, покрывая всё вокруг толстым слоем, как будто законы физики реального мира здесь ещё что-то значили. Всё вокруг казалось очень… хрупким, хотя на поверку было твёрдым, как камень. Я объяснил это тем, что, хотя физические свойства объектов не отпечатывались в общей картине воспоминаний, сами воспоминания на тот момент уже рассыпались и исчезали, что и придало окружению такой вид.
Я не посмел вторгнуться в чужой бывший Дом или даже в любое другое здания. Зайдя достаточно далеко, я увидел свет в ещё одном окне, и тогда у меня возникла мысль, заставившая меня повернуть назад и в спешке вернуться Домой.
«Что бы я подумал, если бы увидел из окна человека, смотрящего в моё окно, там, где не должно быть ни души?»
Я не посмел вторгнуться в чужой Дом, и я не посмел его разрушить.
Когда тебе кажется, что времени нет — ты прав. Его нет ни у кого из нас. Мы заперты в кажущемся бесконечным, но быстро исчерпывающемся омуте воспоминаний, обретая и теряя то, что давало нам счастье, только ради того, чтобы впоследствии вернуться к его призраку, пытаясь насладиться давно ушедшим и увядшим мгновением. Со смертью человека умирают и воспоминания, оставляя лишь свой след на тех, кто его окружал; отпечаток того, чем он казался внешне.
Полагаю, когда-то свет в моём Доме также угаснет — вероятно, в пользу нового где-нибудь ещё. Но пока это не случится, я буду по возможности навещать его. Прибираться в его комнатах, смахивать пыль и размышлять снова и снова, погружаясь в его атмосферу. В этом призраке прошлого я смог получить настоящий покой, почувствовать настоящее счастье.
И я не буду его отпускать.
