Отдышавшись, хорошенько проблевавшись и с жадностью напившись дождевой воды, я встал и первым делом направился вдоль берега к ангару БШМ. И проходя по песчаному пляжу, загаженному всевозможным мусором между остовом когда-то сбитого гидроплана и выброшенными волнами баркасами заметил хрупкое тело молодой мермаидки (русалочки). Я уж грешным делом подумал, что она умерла, и испытал к ней жалость. Но когда я подошел поближе, она встрепенулась и подняла голову, рассматривая меня, а потом, привстав, попыталась уползти. Вот только как я успел определить, по неизвестной мне причине ей здорово досталось от родной стихии, ибо выглядела она сильно ослабленной. А увидев, как она одной рукой скребет песок, подтягивая тело, а вторая у нее висит под неестественным углом, я сразу же понял, что она вдобавок к порезам и синякам на своем лице и теле оказалась еще и сильно пораненной. Проползя всего несколько метров и обессилив, она вновь упала на песок и, не поднимая головы молча с ужасом и отчаянием смотрела, как я приближаюсь к ней. Я, желая ее, как-то расположит к себе, подошел чуть поближе и, выставив вперед ладошки, показывал, что у меня в руках ничего нет. Обычно мне это помогало в общении с животными и существами, но на этот раз это была неудачная попытка завести дружбу. Я понял, что мне лучше было бы не делать этого, лишь тогда когда она приподнялась и, жалобно завизжав, неистово забила хвостом. В данной ситуации вид моих израненных и все еще кровоточащих рук для большинства живых существ и животных, скорее всего, являлся бы знаком агрессии, чем примирения. “Виноват. Об этом я не подумал”.