Только на первом этаже мною было замечено, по меньшей мере, четыре человека в военной форме. Скорее всего, эти люди являлись кем-то вроде тюремных охранников, так как никаких нашивок, указывающие на другое, у них не было, да и пистолеты в кобуре также говорили о их прямом отношении к армии. 

Мы поднялись на третий, последний, этаж. Картина не особо поменялась, но к уже увиденному добавились массивные железные двери палат с небольшими окошками, закрытыми маленькой дверцей-люком. По коридору редко ходил мед-персонал: мужчины, крепкого телосложения, как и директор в длинных белых халатах с большими старыми тетрадями в руках мелькали перед глазами. У каждой двери висели листки с информацией о больных. Мы быстро шли мимо всего этого, но я краем глаза, все же замечал немного текста: кусается, склонен к побегу, агрессивен, педофил, людоед. Говард заметил, как я косо смотрю идя, на биографию постояльцев. «Эта информация, — сказал он, не поворачиваясь ко мне. — Нужна, дабы мы не забывали, какие мерзкие, страшные вещи, совершали эти люди». 

«Вот мы и пришли, палата 36 — сказал Хаут. — Там всё готово, вы будете в безопасности, если вам захочется выйти — постучите в дверь и охрана вас выпустит». К двери подошёл охранник, открыв ее. Я зашёл в камеру.

Внутри, сидел  мужчина, прикованный наручниками к решетки за которой он находился. Я сел на стул, достал кассетный диктофон и начал.