Эцио довольный, вынул тряпку и вытер кровь с лезвия меча. А после он сказал: «Остальные шевалье платити откупные и ступайте своей дорогой. Желательно в Париж. Или там откуда вы взялись?»

Никто ничего из них не ответил, кто-то лишь снимал с себя наплечники железные, кто-то искал кошель монет. И были и такие, кто оружие бросал к ногам всадников легата.

Сам легат обратил внимание на Данко.

— А ты? Почему ты обнажил свой замечательный клинок?

— Изволил, милорд, я защищаться.

— Он обнажил, потому что я предложил ему тридцать крон. — отметил хитрый жид.

Данко никак не отреагировал, он лишь пожал плечами. Душегубов бить, на моей памяти, всегда достойно. Плюс нужно ж мне на что-то жить.

— И то верно, — отметил Эцио, а после сказал жиду, — Ну-ка, выплати ему обещанную сумму прям сейчас.

Еврей весь покраснел словно помидор: «Но, милорд, ваше преподобие он же искромсал тут никого. А стало быть за что платить?

— Плати раз был уговор! Или мне послышалось что ты мне сказал секундами раннее?

Жид задумался, но все-таки сказал как надобно: «Все так, милорд, я заплачу как и обещал».

— И мне ты тоже обещал! — влез арбалетчик в разговор.

— Эцио не обратил должного внимания, лишь заметив арбалет. Презрительно он фыркнул. А после стал жечь глазами он жида. Тот достал два кошеля из-за пояса. И кинул один Данко, другой сицилийцу.

— Вижу, что хороший воин, незнакомец. — Эцио снова обратился к радовавшемуся награде Данко, — Так изволь узнать твое omen и предложить службу у себя в конруа.[2]