Исполнитель устроился на стуле возле постели больного и, немного понаблюдав за ним, опустил свою ладонь ему на лоб. Старик заметался и открыл глаза.

— Кто ты? — вглядываясь в Исполнителя, слабо спросил он. — Врач что ли?

— Я от Санты, — ответил Ирвин. — Она просила меня навестить тебя, старик.

— А сама она где?

— В университете. Скоро придет.

— А ты, значит, ухажер новый? — Старик хрипло рассмеялся и закашлялся. — Что-то я тебя не припомню… Как звать-то?

— Ирвин.

— Ирвин… Дурацкое имя!.. Впрочем, какая разница! — он хмыкнул. — Сколько у неё их было — ухажёров этих! Всех побросала. И тебе не светит, парень. Дочка-то у меня, вон какая! С лица впору икону писать! Не знаю, в кого только такая уродилась! У нас в роду зеленоглазых вообще не бывало. Да и мамаша её, упокой Господь её душу, страшненькая была. Я и женился на ней из жалости. Не брал никто… — старик перевёл дыхание, покашлял и продолжил: — Померла моя жена при родах, а Санта осталась — так вот… Теперь и я помру — что с ней будет?.. Кто за ней присмотрит, ты что ли?

— Именно я, — Ирвин кивнул. — Не волнуйся, старик, без присмотра она не останется, обещаю.

— Тогда хорошо. Я вижу, ты парень посерьёзней прочих будешь… Может, и удержишь её…

— Не сомневайся.

Но старик уже не слышал. Он закрыл глаза, и последний вздох судорогой вырвался из его груди.

Ирвин ещё несколько секунд задумчиво смотрел на мертвое тело, затем бесшумно, словно призрак, исчез из палаты.