И еще — на солнце ни в коем случае нельзя смотреть. Это что-то вроде инстинктивного табу. Просто нельзя, и всё.

Вампиры ничем не отличаются от других людей на первый взгляд, мы узнаем друг друга по запаху. Ребенком меня в лесу отыскал Дедал. Он взял меня к себе на воспитание и научил существовать в мире людей. Он научил меня многому, хотя людей я не убивала никогда. Мы вполне можем пить хорошую донорскую кровь и кровь животных, если искать альтернативу. Большинство охотится на животных и живет в глуши, ничем не привлекая к себе внимания. Охотиться на человека сложно, рискованно, да и не всегда того стоит. У людей просто отвратительный запах тела.

Каждый вампир до своего превращения, ещё будучи человеком, обладал собственным запахом. Если вампир встречает живого человека с похожим, «родным» запахом, то Зов сходит с ума. Такая жертва является для вампира идеальной. Словно инстинктивно Зов снова пытается сделать человека полноценным, живым и тянется к тому, что им утеряно навек. Чаще всего «идеальные» жертвы — дети.

Попробовав такую кровь, вампир уже с трудом перебивается всей прочей кровью и будет одержим поиском похожей жертвы. И вампиры умирают, потому что такая одержимость мешает охоте, а от голода упырь каменеет. Безвозвратное окаменение наступает через три месяца голодовки, хотя, говорят, у каждого по-разному.

Мы способны спать, есть и пить, как люди, просто всё это нас не насыщает. Наркотики либо не действуют, либо действуют совсем не так, как задумывалось. Мы ощущаем вкус гораздо лучше, так что у многих из нас остаются вкусовые пристрастия к человеческим напиткам. Реже — к пище. Нам ничего не стоит маскироваться. Пониженную температуру тела никто толком не замечает. Внешне мы не отличаемся от человека. Вампирская природная привлекательность — это миф. Родился он давным давно, когда чахотка считалась модной болезнью, так как она придавала лицу аристократическую бледность, а фигуре — хрупкость. От чахотки почти всегда умирали, и больной представлял собой образ печального призрака, живого мертвеца.