Глава 9
На протяжении трех недель, Глен Уайд продвигался на юг, вдоль береговой линии материка.
Он менял одно рыболовецкое судно на другое, а иногда ехал автобусом. По началу сержанту было тяжело привыкнуть к качке. Вскоре оказалось, что терпеть ее куда проще, чем духоту и тряску на извилистых пыльных дорогах, по которым ходили редкий наземный транспорт.
Глен подрабатывал на судах, капитаны которых соглашались его подвезти. В основном он работал за еду и койку, но иной раз получал часть жалования, если команда делилась с ним долей. Глен узнал много нового о жизни моряка. Он никогда раньше не ходил под парусом. Он даже не ловил рыбу в окрестностях родного города. Он любил есть рыбу, а не сидеть часами под роем кровососущих насекомых, в надежде на улов.
Подавляющее большинство навыков, полученных им за время плавания, Глен открыл для себя сам. Голоса в голове на время утихли, а долгие вахты на рыболовных судах исключали попадание посторонних на борт.
Команды матросов, по большей степени, все были похожи друг на друга. Грубые и дружелюбные мужчины, с обветренными лицами и крепкими руками. Работа их была сложна, прямо пропорциональна их нутру. Эти люди были просты. Они радовались, когда были рады и злились, когда были злы. Днями они совершали монотонные действия с точностью часового механизма, усердно и быстро. Вечерами же смеялись и рассказывали друг-другу истории о днях былых, ели простую, но вкусную еду и пили.
Многие из них были бандитами, наемниками и просто людьми, которым не осталось места в быстро меняющемся мире. Бывшие бандиты с запада, который перестал быть диким, бежали от старой жизни. Их подгоняли охотники за головами — пришедшие им на смену бандиты в законе. Их банды распались или были вырезаны в жестоких перестрелках. Другие же возили контрабанду с юга, сопровождали грузовые пути, работали там, где придется. Были и дезертиры, которых не устраивало положение дел в армии. Глен не мог винить никого из них. Да и не хотел. Он был таким же — законником, оставившим долг ради спасения собственной шкуры.
Мужчины рассказывали свои истории, украшая их невероятными событиями и крепкими словцами. Глен сидел и слушал. За все время плавания на разных судах, никто и никогда не настаивал услышать его рассказ. Эти люди знали, что некоторые истории лучше забрать с собой в могилу. Этим мужчинам было достаточно, что человек, деливший с ними ужин, мог исправно выполнять свои обязанности. Глен быстро всему учился, хоть и не считал, что навыки давались ему легко.
По началу это вызывало в нем страх, затем восторг. Беря в руки сети, он вспоминал, как их забрасывать. Вынимая их из воды, вспоминал, как их складывать и сушить. Он знал, как латать пробоины в борту, хотя ни разу не читал об этом. Он даже помнил, как ориентироваться по звездам, хоть и не знал их названий. Дни душевного покоя наконец вернули Глену утраченные силы и дали время разобраться в себе. Сержант учился погружаться в коридоры памяти. Гулял по ним, поглощая знания предков, ходивших под парусом за многие поколения до него.
По мере продвижения на юг, менялся и климат. Он находил себе новую одежду в портах, где изредка оставался на ночлег. Он ни на мгновение не забывал о своей цели, он следовал в Эквадор.
Не давали ему забывать о своей цели и джентльмены в черном. Он встречал их каждый раз, как только сходил на берег. В каждом порту, на каждой остановке автобуса он ощущал их присутствие. Вблизи них голоса возвращались. Воспоминания о том, как рыбачить под парусом найти было куда легче, чем знания о том, как бороться с этими существами. Глен не мог так глубоко погружаться в коридоры времени, чтобы найти там ответы на свои вопросы. Он старался быть честен с собой и признавал, что боится. Знаний об истинном положении вещей во вселенной он боялся сильнее, чем ее темных проявлений по отношению к себе. Он предпочитал узнать обо всем понемногу, от профессора, с которым встретится на месте раскопок где-то в Эквадоре.
На второй неделе своего путешествия Глен понял, что не может долго смотреть на водную гладь. Созерцая горизонт, где бесконечные воды сходились с бескрайними небесами, он ощущал чуть ли не животный страх. Сержант понимал, что должен заблокировать эти эмоции, что они идут из коридоров памяти, раскрывая ужасы, с которыми сталкивались древние люди, населявшие эти края. В толщах темных вод, там, где свет не касается дна, существовал другой мир. Чуждый всему людскому, а потому — ненавистный.
После первого своего длительного любования водной гладью, Глен заплатил высокую цену. Его почти на день свалила лихорадка. Моряки не могли ожидать от сухопутной крысы ничего иного, поэтому перенесли извивающееся, обливавшееся горячим потом тело сержанта в трюм и приставили матроса наблюдать за его состоянием.
— Не хватало еще, чтобы этот городской, откинулся на моем корабле, — сказал капитан матросу, тыча в того пальцем. — Если он умрет и моя лицензия окажется под угрозой, я протащу тебя под килем, щенок, ты понял?
Матрос ответил, что понял. Чего еще ему было делать. Он укрыл сержанта парусиной, чтобы тот не переохладился. Матрос сидел рядом, в темном трюме и слушал отрывистые фразы, шепотом срывавшиеся с губ Глена. После захода в порт, матрос покинул корабль и никогда больше не поворачивался лицом к морю. Он отправился в Техас и до конца своих дней прожил в пустыне, работая на ранчо. Там его прозвали снежком. Не потому, что среди местных его кожа была слишком белой. И не потому, что ростом он был не велик. А потому, что не смотря на свои молодые годы, голова его была седа как снег.
Почему сержант Уайд не поседел от того, что видел со времен злосчастного рейда особняка на Моррисон роуд? Ответа не знал никто. Но в ту страшную ночь, лежа в беспамятстве в трюме корабля «Изабелла», сержант наблюдал самый невероятный сон в своей жизни.
Он был маленьким мальчиком. Слишком маленьким, чтобы иметь жену, но достаточно большим, чтобы кормить свою деревню. Он стоял на маленькой деревянной лодке, вырезанной из половины ствола дерева и рыбачил. Накануне небо был ясным и этот день даровал гладкую воду с множеством рыбы. Она плескалась в зарослях водорослей у мелководья, принесенных из глубины недавним штормом и забывала об осторожности.
— Легкая добыча не приносит радости охотнику. — Сказал бы дед мальчика.
Но мальчик не разделял точки зрения старика. Он ловко орудовал длинным заостренным шестом, насаживая на него по две рыбины за раз. Древко изгибалось дугой, когда мальчик тужась вынимал его конец из воды, на котором вяло извивался улов. Он чувствовал себя очень сильным, глядя на огромные блестящие туши, появлявшиеся из воды. Однажды он окрепнет и станет совсем как отец. Тогда он вот так же вынет из воды белую акулу, о которой столько рассказывал дед, почесывая обрубки своих ног. Мальчик без устали колол рыбу, так как учили его мужчины в деревне — точно под жабры.
— Так рыба будет парализована и не сможет плескаться, распугивая других. — Учили другие рыбаки в деревне. — Так она будет оставаться живой достаточно долго и не испортится, пока ты не вернешься.
Мальчик помнил уроки. Он был хорошим рыбаком и скоро станет самым лучшим. У него даже есть своя лодка и мужчины в деревне отпускают его одного на рыбалку. Это большая честь.
Вообще эта лодка принадлежала его старшему брату. Но тот умер несколько лет назад. Голову ему разбил пополам топор воина из другого племени. В конце концов племена объединились, чтобы противостоять новым врагам, пришедшим из-за гор. Но в то время, когда мальчик был совсем маленьким и еще не умел твердо держаться на ногах, два племени воевали. Отец часто рассказывал о брате мальчика во время праздников. Говорил, что очень скучает по своему первенцу, но горд, что тот в одиночку переломил ход боя. Когда ему разбили голову топором, он продолжал сражаться и убил еще шестерых, прежде чем враг дрогнул. Он выкрикивал боевые слова и разил врага, словно в него вселились все духи войны. А когда противник обратился в бегство, он вынул из своей головы топор и заливая землю вокруг фонтаном алой крови, метнул его им вслед. Брошенный топор настиг одного из убегавших, врезавшись тому глубоко промеж лопаток. Брат мальчика не упал замертво, пока первым на землю не свалился тот трус.
Мальчик всегда плакал, слушая эту историю. Он не считал ее грустной. Он считал историю самой увлекательной на свете и просто не мог сдержать эмоций.
Но мальчик не желал битв. Пока у племени не было необходимости браться за оружие, он хотел рыбачить. Ему нравилось выслеживать рыбу, нравилось подкрадываться к ней, бесшумно словно солнечный блик, касаясь поверхности воды. Ему нравилось, как смотрят на него женщины в деревне, когда он возвращался с уловом. Они говорили, что он сын своего отца и он гордился этим.
Высоко в небе послышался гул. Мальчик поднял глаза и прищурился. Яркое солнце стояло высоко в синем небе и не было видно ни облака. Отчего боги гремят? Мальчик сдвинул брови и вгляделся ввысь. Грохот усиливался и он не был похож на тот, что издают небеса, когда в них сверкает огонь. Затем мальчик увидел огонь. Не тот огонь, который пугал его в детстве. Не синие копья, гремящие словно барабаны. Этот огонь был красным и он тянулся от блестящих точек высоко в небе. Точки стремительно приближались, увеличиваясь в размерах. Мальчик теперь видел их ясно. Широкие наконечники стрел, раскаленные до красна, стремительно двигались вниз, подгоняемые столбами огня. Мальчик наблюдал словно завороженный, но потом инстинкт взял над ним контроль.
Он бросил копье, схватился за шест и принялся толкать лодку к берегу, стремясь поскорее скрыться от небесных огней. Чем бы это ни было, боги разберутся сами. Он еще слишком мал, чтобы вмешиваться в их дела. Ему нужно было вернуться в деревню и рассказать обо всем Старшим.
Добравшись до деревни, мальчик из последних сил бросился к дому Старших. Но ему не удалось туда попасть. Вокруг собралась вся деревня. Женщины причитали, а младенцы у них на руках плакали. Мужчины ругались. Старшие, которых мальчик не мог разглядеть сквозь толпу взрослых, говорили, но слов он не мог разобрать.
В деревне тоже видели огни и они вселили в ее жителей страх. Страх перерос в панику и люди начали кричать.
Наконец, Старшие добились порядка и распорядились, чтобы все, кто не мог держать оружие в руках отправились по домам. Так и случилось. Остались лишь мужчины, юноши и такие храбрые мальчики как он.
— Иди домой, Кумбай, ты еще мал. — Сказал ему кто-то.
Он не двинулся с места, он не был мал.
— Кумбай кормит деревню, Шенкул! — Заступился кто-то за мальчика. — Он может стоять рядом с тобой.
Один из Старейших, которого теперь было ясно видно, поднял руку, призывая всех к тишине.
— Боги гонят демонов с небесной пустоты. Скоро те будут здесь. Мы должны быть готовы и показать нашим творцам, на что мы способны! Мы не дрогнем. Мы заслужим уважение богов в следующей жизни. Боги загонят демонов прямо в ловушку и мы станем этой ловушкой. Мы дадим бой и победим, как и всегда!
Мужчины поднимали над головами копья с одобрительными возгласами. Их бедра под короткими повязками напрягались, когда они подпрыгивали в боевом танце. Кожа на их руках бугрились, обтягивая твердые канаты мышц, когда они сжимали свои копья. Племенные татуировки блестели от пота. Все мужчины, оставшиеся перед домом старейшин были воинам. Они забыли, кем были в мирное время. Теперь они жаждали битвы и готовы были отдать жизни, чтобы защитить свои дома и заслужить вечную славу. Мужчины кричали, славя богов и призывали духов на помощь. Кричали юноши, пускаясь в неистовый пляс. Кричал Кумбай, голосом совсем тонким, но полным бесстрашной ярости. Кричал Глен, разнося по темному трюму корабля слова языка давно забытой цивилизации. Кричал поляк матрос, слова молитвы, с переполненным ужаса лицом.