Глава 10
Глен пришёл в себя на следующий день после видения. Он сошёл на берег при первой же возможности.
Сержант оказался в крупном портовом городе Майами. Волна новых звуков и запахов накрыла его с головой. Множество разных кораблей теснилось вдоль доков. Некоторые выглядели как классические китобойцы, другие — немного от них отличались. Были здесь и такие, что с трудом верилось, как они умудряются держаться на воде. Это были современные грузовые траулеры и выглядели они словно перевернувшиеся на спину черепахи. По трапам туда-сюда бегали матросы. Гремели моторы. Ящики и мешки различных форм и размеров перемещались из трюмов в кузовы грузовиков, на телеги и обратно. Крики на разных языках сливались в экзотический хор. Работяги смеялись, ругались и курили. Пахло бензином, рыбой и потом. Это был крепкий индустриальный мир, хорошо знакомый Глену. Огромный механизм, сплавленный из дерева, металла и человеческих тел гудел и гремел не зная усталости. Лишь в короткие предрассветные часы порт Майами ненадолго затихал. Он делал глубокий вдох, освежая недра своих складов, сметая мусор с бетонных поверхностей пирсов, покрытых многолетними трещинами. Затем, с первыми лучами нового дня, он снова оглушительно ревел до следующей глубокой ночи. Глен провёл в море множество дней, окруженный лишь пением ветра в парусах, ударами волн о борты, да криками чаек в вышине. Пернатые налетчики, при любой удобной возможности стремились стащить рыбешку, не попавшую в люки трюма, при выгрузке из сетей. Глен был ошеломлен и растерян. Команда рыбацкого судна, на котором он прибыл сюда, разошлась по порту. Матросы старались не замечать его, стоящего у трапа. Они не хотели, чтобы сержант увязался за кем-нибудь из них — они боялись его. Боялись того, что слышали от поляка, проведшего с Гленом ту ужасную ночь. На закате, команда встретится в местном кабаке. Они напьются и вдоволь посмеются, вспомнив недавние страхи крепким словцом и навсегда забудут о них. Все, кроме матроса поляка, который не разделит с ними тот вечер за выпивкой и ласками женщин. Матрос поляк будет уже далеко от порта, от моря и от всего, что напоминает ему цветом синеву морской глади. Он отправится вглубь страны, в безумной спешке оторваться от ужасов бездны, о которых поведал ему Глен. Ведь матрос поляк поверил каждому слову сержанта, лежащего тогда в темном трюме. Он до гробовой доски запомнит страшные образы, срывавшиеся тогда с губ Глена.
Глен и сам помнил тот ужасный сон. Точнее, то ужасное воспоминание. Такое далекое, что его можно было назвать мифом. С той лишь разницей, что события тех далеких дней происходили на самом деле.
Сержант помотал головой, отгоняя ночной кошмар и поправил на плече холщовый мешок с немногочисленными пожитками. Он направлялся вглубь города Майами, сквозь громогласный рёв порта.
Множество лиц различных национальностей сменяли друг-друга в беспорядочном круговороте. На самом деле, все действо вокруг было рассчитано до мелочей. Даже стайки чумазых детишек, снующих вдоль длинных складов и петлявших вокруг гор из деревянных контейнеров с облупившейся краской были винтиками в этом механизме. Некоторые из них несли небольшие мешки на плечах, другие неспешно прогуливались, тряся над головами газетами. Они выкрикивали заголовки новостей, которые им наказали заучить на слух, ведь грамотностью малыши не владели. Были и те, кто искал в порту наживы. Той, что не добудешь законным путём. Глен совсем забыл, что там где собирается много людей — возрастает концентрация зла и пороков. Детская преступность — была одним из самых омерзительных деяний, с которыми сталкивался сержант Уайд. Одним из — не означает, что одним из трех или одним из пяти. Сержант сталкивался со множеством проявлений человеческого греха и использование детей в качестве карманников было скорее в десятке тех преступлений, которые он всей душой презирал и ненавидел. В Новом Орлеане, такого рода вещи происходили не часто и как правило несчастные малыши отделывались легким испугом. В больших городах как этот, ошибки маленьких ловкачей могли стоить им жизни. Глядя на пробегающих мимо чумазых детишек, мысли о воровстве не успели сформироваться в голове Глена. В его голове теперь редко формировывались осознанные образы. Усталость и мистические видения стали теперь его вечными спутниками, от которых он продолжал упорно бежать, впрочем сознавая, что не сумеет. То, что отягощало его душу и тело, играло с ним, словно дикий зверь, наделённый чуждым и бесконечно злым разумом. События, ворвавшиеся в жизнь сержанта с момента того злосчастного штурма обрели волю и некое подобие формы и теперь играли с ним.
Расступившись перед медленно бредущим сквозь порт сержантом, детишки словно косяк мелких рыбешек сомкнулись за его спиной. В руке бегущего во главе стайки сорванца сверкнуло короткое лезвие выкидного ножа. Из длинной прорези, образовавшейся в мешке сержанта, на мощеную булыжником улицу полетело его содержимое. Бегущие за лидером стайки детишки, принялись ловко хватать предметы прямо на лету. Не сбавляя хода, они бросились врассыпную. Со стороны это происшествие казалось хорошо отрепетированным трюком. Вот — идет мужчина с мешком на плече, в котором на вид присутствуют некие ценные предметы. Вот — мимо него пробегают детишки, едва достающие ему макушками до локтя. Вот — они удаляются от него, а мешок уже пуст. Чтобы насладиться этим великолепным актом грабежа нужно точно знать, где и когда он произойдет. И желательно не моргать. Во первых, потому, что на мгновение сомкнув веки, можно упустить момент разреза. Во вторых — упустить мальчишку в замызганной зеленой шапке крупной вязки. Он крепко прижимает к груди кобуру с револьвером сержанта Уайда, скрываясь среди пеллет, груженных мешками с тростниковым сахаром.
Глен моргнул, почувствовав легкий рывок, после которого его мешок вдруг стал легким. Он не упустил момента разглядеть мальчишку, уносящегося его оружие в неизвестном направлении. Все остальные вещи в мешке перестали представлять всякую ценность. Самой важной среди них — было оружие. Глен не раздумывая сбросил с плеча опустевший, рваный мешок и окрикнув воришку бросился за ним. Перемахнув через пеллету мешков с сахаром, на темной мешковине которых клеймом был выжжен логотип транспортной компании, ввозивших их сюда с островов карибского бассейна, сержант бросился между двух близко стоявших друг к другу складских помещений. Стремительно двигаясь вдоль узкого прохода, сержант ободрал ногу об оттопыренный лист гофрированного металла, торчащий возле самой земли и выругался. Темпа он не сбавил и стараясь изо всех оставшихся в нем сил не упустить из виду прыткого мальчишку, прижимавшего к груди кобуру из коричневой кожи с верным револьвером внутри.
Мальчишка не обладал бесконечным запасом удачи и на очередном крутом повороте этой гонки споткнулся о сточную трубу, кубарем покатившись по смежной улице порта. С его головы слетела зелёная шапка, открыв ясному небу торчащую во все стороны ярко рыжую копну волос. Мальчишка словно мячик несколько раз отскочил от земли, катясь по ней кубарем. Затем вскочил на ноги и снова бросился наутёк. Сержант по достоинству оценил подобную стремительность и пробегая мимо места падения мальчишки, подхватил наполовину пропитавшуюся грязью шапку.
Мальчишка нырнул в очередной переулок этого грохочущего, вонючего лабиринта и Глен бросился следом, гремя широкими плечами о мелкие панели окошек по обе стороны. Погоня закончилась быстро, впрочем отняв у сержанта немало сил. Выносливость его теперь остляла желать лучшего. Глен и не помнил уже, когда в последний раз мог ускориться быстрее прогулочного шага и не сбить при этом дыхания. Теперь же, он обливался потом, который струился с макушки по холодному, онемевшему лицу. Перед глазами скакали чёрные кольца. Они то накатывались на него, то отступали, грозя сшибить с ног и лишить сознания.
Сержант согнулся закашлявшись и упёрся в колени скользкими от пота ладонями. Сделав несколько глубоких вдохов, он выпрямился и круги перед глазами побледнели, но не пропали. Потеря сознания ему больше не грозила. Но появилась другая угроза, по сравению с которой потеря сознания казалась пустяком. Он стоял у входа в небольшой грязный дворик, окружённый вокруг стенами гофрированного железа. Возвышаясь высоко над головой, они ощетинились рваными краями лопнувшей от времени краской. Под краской бурыми пятнами расплывалась ржавчина. Под ногами хлюпала сырая земля, с редкими пучками желтого сорняка. Напротив него, из рук мальчишки, в свои большие, мозолистые ладони кобуру принял тип крайне неприятной наружности. Он выглядел как и многие матросы вокруг, с той лишь разницей, что предпочитал зарабатывать свои деньги грязными способами, в переносном смысле этого слова. Глен давно научился отличать лица людей, стоявших по одну сторону закона от тех, кто ворочался по другую ее сторону. Эти лица не были омерзительными или страшными, они просто были другими. Они отличались неким бесстрашием перед наказанием, презрением к устоям. Скорее всего эти лица излучали подобие храбрости. Именно, лица преступников, какими бы красивыми или уродливыми они ни были, носили на себе печать некой извращённой храбрости. Вот и трое молодчиков напротив Глена, которым мальчишка принёс свою добычу, выглядели очень храбрыми. Черезчур храбрыми, даже надменными.
Один из них, стоявший впереди, ухмыляясь, что-то сказал Глену. Но Глен его не слышал. В ушах у сержанта стучало сердце, словно изменило место своего проживания с грудной клетки в череп. Он слышал нарастающий шум волн — но не тех, что скрывали под своей поверхностью кошмары из недавнего сна, сведшего с ума поляка. Глен слышал волны адреналина, тонко гудящие внутри его разума, превращая время вокруг в смоляной пузырь. Бандит продолжал говорить что-то, гадко ухмыляясь и слова его видимо очень веселили двух здоровяков за его спиной. Мальчишка с жалостью взглянул на Глена и отбежал в дальний угол дворика, укрывшись за рулоном ржавой рабицы.
Глен очень устал за время своего путешествия, но это никаким образом не сказалось на его умственных способностях. Он четко осознавал, что произойдёт дальше. Не разбирая слов бандита, Глен знал, о чем тот толкует, сдабривая свою речь красочными словами, описывающими различные половые органы. Эти грязные слова так смешили дружков верзилы и так пугали мальчонку, забившегося в угол. Глен знал, что во избежании дальнейшего развития событий, ему нужно просто повернуться спиной и убежать. Убежать в узкий проход между складских стен и удалиться от порта настолько, насколько хватит сил, в самые короткие сроки. Иначе брызнет горячая кровь и затрещат кости. Но не его кости, не Глена. Он достаточно долго бежит от того, с чем не может бороться — не знает как. Но с тем, что сейчас происходило в этом дворике он знал как бороться. Он умел это делать. Умел хорошо.
Очень хорошо.
Сержант сплюнул на влажную землю розовую слюну и поднял перед лицом сжатые кулаки.
Бандитов это развеселило еще сильнее. Ровно до тех пор, пока Глен не сделал первый шаг в их сторону. Тогда их беззвучный смех оборвался и главарь принялся судорожно вырывать из кобуры револьвер сержанта. Он конечно же не успел этого сделать. Возможно, по причине того, что никогда не держал в руках огнестрельного оружия. Но было сомнительно — скорее всего по причине своей безграничной тупости. Эти мгновения замешки стоили ему нескольких зубов, вылетевших из нижней челюсти, после стремительного рывка и сокрушительного удара сержанта. Кобура описала широкую дугу в воздухе и упала в гряз рядом с тем местом, где прятался мальчишка. Глаза того округлились от увиденного и стали занимать большую часть маленького чумазого лица.
Бандит, получивший свою порцию возмездия, пролетел между своих дружков к дальней стене склада. ударившись о нее затылком и осел на землю, чтобы уже не подняться. По крайней мере до конца драки. Квадратные соты маленьких закопченных стёкол под самым скатом крыши мелодично зазвенели.
Глен испытал невероятный восторг. Животную радость. Он наконец-то мог дать отпор злу, с которым столкнулся. Он мог победить его простой физической силой и это придавало ему безграничную уверенность в себе. Укрепляло его волю. Превращая ее в бетон на костяшках кулаков.
Молодчики быстро пришли в себя и бросились на Глена. Сержант увернулся от приближавшегося слева, расположив его между собой и вторым нападавшим. Выстроившись с ними в одну линию, Глен выиграл время для следующего удара. Точнее захвата. Он обхватил запястье ближайшего бандита и положил ладонь второй руки ему в локоть. Использовуя инерцию здоровяка и весь вес своего тела, он надавил на локоть, чуть выше сгиба. Прозвучал глухой звук перелома. Словно треснула сухая ветка, завернутся в несколько слоев мокрого полотенца. Бандит завизжал, как поросёнок, но Глен не остановился. Сержант теперь видел мир сквозь красную пелену и не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Но он не хотел. Сержант нырнул под вывернутую руку бандита, все еще держа его за запястье и упёрся плечом ему в подмышку. Присев он накинул неверно стоявшего на ногах мерзавца и резко разогнулся, совершив бросок через плечо. Бандит со сломанной рукой, визжа пролетел по дуге. Крик его резко оборвался с глухим ударом тела о землю. Второй из трех был самым жестким образом обезврежен. Скорее всего, они оба станут инвалидами, но Глена это нисколько не волновало.
Третий верзила всё-таки сумел ударить Глена, оказавшегося к нему спиной. Он пнул сержанта ногой в копчик. Глен отлетел к стене и ударился о нее лбом, громко загремев железной стеной склада. Одно из маленьких окошек вылетело из паза в раме и воткнулось в землю рядом с сержантом. Глен резко повернулся, вытирая тыльной стороной руки кровь, сочащуюся из раны на лбу. Кровь попала в глаз и тот сильно защипало. Глен вынул из земли прямоугольник мутного стекла и швырнул его в оставшегося бандита. Тот отбил снаряд рукой и заревел. Стекло глубоко рассекло его предплечье. Запах крови наполнял пространство дворика густым ароматом меди. Аромат этот пьянил Глена и он со звериным рыком бросился на бандита. Сержант врезался в него и повалил на землю. Туша здоровяка наполовину впечаталась во влажную землю. Глен напрыгнул на него и принялся опускать свои тяжелые кулаки на лицо врага. Он бил и бил бандита, до тех пор, пока боль в костяшках пальцев не превратилась в нестерпимую.
Лишь тогда он остановился и разогнул спину. Сержант поднял залитое кровью лицо к небу и закричал. Он упёрся разбитыми, по локоть в крови руками в грудь неподвижно лежащего бандита. Лицо того напоминало содержимое ведра с потрохами, рядом с разделочным столом мясника. Глен некоторое время смотрел на деяния кулаков своих. Он не испытывал ни капли сострадания и тем более вины. На месте бандита мог бы лежать он сам, если бы не сделал то, что сделал. А потом Глен вспомнил о мальчишке.
Он повернул голову и увидел, как паренёк дрожит, вжимаясь в стену склада. Спереди, по его штанам расползалось темное пятно.
— Ты с ними заодно? — Спросил Глен, щурясь от заливавшей глаза крови, сочащейся из раны на лбу.
Мальчишка замотал головой.
— Славно, не то мне бы пришлось разобраться и с тобой.
Мальчишка заскулил.
Глен с трудом поднялся и вынул из кармана зеленую вязаную шапочку. Он кивнул на лежащую у ног мальчишки кобуру с револьвером внутри.
— Давай меняться. Я тебе твою шапку, а ты мне мое оружие.
Мальчонка некоторое время боролся с параличом, сковавшим его тело, а затем нагнулся, поднял кобуру и сделал несколько шагов к сержанту.
Глен принял кобуру и нацепил на голову паренька грязную, пропитанную кровью шапку, а затем опустил руку ему на плечо.
— Теперь беги и зови свою банду сюда. С моими вещами.
Мальчишка поднял на него свои огромные зеленые глаза, но не сдвинулся с места.
— Знаешь, с этим, — сержант потряс кобурой перед глазами мальчишки, — я намного опаснее.
Парнишка предпочёл не проверять слова Глена. Он бросился из двора, подскальзываясь на грязи и скрылся в узком проходе между складов.
Глен дождался, пока звуки его шагов не исчезли в какофонии складских шумов и подойдя к стене привалился к ней. Он тяжело соскользнул на землю рядом с бандитом, которого вырубил первым и взглянув на его лицо. Нижняя челюсть врага была неестественно вывернута вбок. Кровавые слюни капали на сорняки, вытекая сквозь промежутки на месте отсутствующих зубов.
Глен откинул голову и хрипло засмеялся.