После этого случая Мик стал плохо спать, ворочался ночами, постанывал. Часто ночами ему мерещился запах разложения, гнили и плесени. Он стал плохо спать и с каждым днем терял вес.
     К готам относился с опаской. В каждом готе он видел лицо с бледно-голубыми глазами и готы стали наводить на него панический ужас. Он старался обходить их десятой дорогой. Однако, о своих страхах Мик не мог рассказать никому. Его бы подняли на смех, он опозорил бы и себя и своих братьев по крови. С ним бы перестали общаться, да еще бы и морду набили. Поэтому Мик стал более отчужденный, наедине со своими мыслями и переживаниями.

                3

     — Ох и стилы-красавцы, со вставками, как ты и хотел! — с восхищением сказал Фриц.
     — Не зря работал! — гордо ответил Мик, демонстративно выхаживая взад-вперед.
     — Штаны-то хоть подтяни, герой-патриот! Упадут скоро. Похудел что-то ты быстро, кожа да кости остались, — как бы невзначай, сказал Фриц.
     — А это я семейки с германским флагом засветить решил, — попытался отшутиться Мик, но в горле застрял ком. «И он заметил, как я худеть стал»…
     — Пацаны звонили, сегодня в десять под общагами. Надо ж стилы свои обмыть, да ты слушаешь меня или нет?
     Мик кивнул головой, как бы в знак согласия, но мысли его сейчас были далеко.
     «Ничего, оторвусь сегодня на малазийцах. Родина еще будет гордиться таким патриотом, как я! Я не трус! Я всем сегодня покажу!»
     Собрав в единое целое всю свою злость, покрыв лысую черепушку клетчатой кепочкой от Барбэрри, надев новые подтяжки, Мик поплелся за Фрицем. Они должны были встретиться возле общаг с остальными.
     — Здорово, Мик! — сказал один из бритых. — Что-то ты исхудал совсем, аж щеки впали.
     Мика передернуло.
     — И что? — нервно ответил он. — Мало ем и много работаю. Думаешь, я стал плохим бойцом? Посмотришь сам! — он отошел от толпы, пока остальные решали, в каких кустах засесть лучше всего. Отряд скинов, стараясь не шуметь, прошел к зарослям сирени.
     — Пацаны, сюда, сюда, скорее! — командовал главный, по прозвищу Патриот. Все спрятались, стараясь не трещать и как можно меньше шуметь.
     — А когда они пройдут? — спросил некто.
     — Да через полчасика эти обезьяны черномазые пройдут. У них общаги закрываться будут. А пока они, сволочи, с нашими женщинами развлекаются.
     — Смерть им! — выкрикнул все тот же некто.
     — Смерть им! — шепотом повторили все.
     — А как их в темноте-то различить? Рожи страшные, черные, с темнотой сольются.
     — По задницам! — ответил Фриц.
     — А ты откуда знаешь? — спросил Патриот. Все заржали.
     — Тише! — цыкнул на них Патриот. — Я уже вижу одну обезьяну. Вперед!
     Небольшой кучке малазийцев не суждено было дойти до общаг. Дорогу им преградили бритоголовые «друзья».
     — Guten Abend! — закричал Патриот, кидаясь первым.
     — I don’t speak russian! — проговорил кто-то из малазийцев.
     — Это немецкий, идиот! — сказал Фриц и малазиец согнулся от удара про меж ног.
     Каждый разобрал по жертве. Но малазийцев оказалось меньше, чем скинов, поэтому приходилось пинать одного вдвоем, а то и втроем.
     — Это мой! — сказал Мик, отталкивая Фрица от полудохлого тела. Стилы с металлическими пряжками прошлись по ребрам. Бедняга закричал. Раздался хруст.
     — Сдох? — спросил Фриц.
     — Кажется, вырубился, — ответил Мик. — Я ему все ребра переломал! — он еще раз с удовольствием посмотрел на дело рук (а точнее ног) своих. Вдруг малазиец поднял голову с асфальта, издевательским взглядом посмотрел на него и на чистейшем русском произнес: — Что, думаешь я не знаю, как у тебя упырь каждую ночь кровь пьет? — и захохотал.
     У Мика все похолодело внутри.
     — Он чего, что-то сказал, да? — тяжело дыша, спросил Мик, указывая на малазийца.
     — Ты чего, — ответил Патриот, он уже нескоро что-то скажет, если вообще что-то скажет!
     Мик ударил стилом об камень и с криком побежал прочь.
     — Что с ним происходит? — спросил Патриот, — чудной какой-то стал, — и, обведя взглядом Юлия Цезаря валяющихся кто где малазийцев, добавил: — Biszum baldigen Wiedersehen!
     Пора и нам, ребята,отсюда валить. Как бы мусоров не было.