1
На дворе стоял весенний теплый день, но Хлои не радовало ничто. Она бежала по дороге, погруженная в свои мысли, мимо нежной зеленой листвы, с которой иногда сливалось ее платье и шляпка с легкой вуалью. Улыбающиеся белоснежные цветы, распустившиеся на деревьях, тянули к ней свои головки, но она вовсе не замечала их, как и птиц, расположившихся где-то высоко на деревьях, словно пытающихся перепеть одна другую. Хлои ушла глубоко в себя, в свой внутренний мир, такой печальный в последнее время.
Она бежала, размахивая сумочкой, пока на кого-то не наткнулась.
— Господи, Хлои, ты ли это? — послышался журчащий женский голос. Глаза Хлои, цвета синего неба, заморгали под длинными густыми ресницами, алые губы удивленно раскрылись, как маковые головки.
— Эмили! — воскликнула она. — Надо же! Тебя не видела лет сто! Извини, я совсем не замечаю никого вокруг…
Эмили была давней приятельницей Хлои. Будучи старше Хлои лет на десять, Эмили не уступала ей в красоте, умении экстравагантно одеться и преподать себя.
Хлои кинула беглый взгляд на гирлянды цветущих кустов. За деревьями привлекла странная возня. Люди в черных траурных костюмах.
— Что там происходит? — безучастно спросила Хлои и взгляд ее уткнулся в землю.
— Мистер Додж умер, — ответила Эмили.
— Жаль… — проговорила Хлои. — Я помню его еще с детства… Мистер Додж был человеком достойным уважения. Сейчас таких мало…
— Да… — согласилась Эмили. — Все мы под Богом ходим, — она перекрестилась.
— А что случилось? — снова спросила Хлои, кидая взгляд между деревьев, словно отдавая последнюю дань покойному старику.
— Третий микроинсульт, — сказала Эмили. Она сняла ажурную перчатку и поместила в дорогой, искусно сделанный мундштук, тонкую сигарету. — Говорят, у бедняги отнялась речь и одна рука. Долгое время он вообще не вставал с постели. Что ж ты хочешь, 82, почтенный возраст!
— Как никчемна и жалка жизнь человека! — от души воскликнула Хлои. — Страшно подумать, что в один прекрасный день мы сами превратимся в больных, дряблых, никому не нужных развалин, с тремя микроинсультами!
Эмили вздохнула:
— Мы не в силах остановить Хроноса… Не мы первые, не мы последние. Такова участь всех… — она выпустила легкими колечками дым из легких.
Хлои отошла в сторону. Она не курила и сигаретный дым вызывал у нее тошноту. Чтобы ненавистный дым не щекотал ноздри, Хлои отвернулась в сторону. Люди немного разошлись, и она увидела покойного, лежащего в гробу в черном фраке. Руки его были связаны веревками, а концы этих веревок опущены в ведро, стоящее возле гроба.
«Что за странный обряд?» — подумала Хлои. — «Не припомню такого обряда».
Возле ведра суетился суетился ужаснейшего вида горбун. Он подливал в ведро какую-то воду. Прекрасное лицо Хлои скривилось от отвращения.
— Что это?? — спросила она. — Что это за веревки? Что за ведро? Кто этот уродливый человек?
— Ах, это… — Эмили едва улыбнулась кроваво-красными губами. — Говорят, что этот горбун колдует и имеет связь со всякой нечистью…
— Фу, ужас какой! А при чем здесь ведро? — снова спросила Хлои.
— Я лично не знаю, — ответила Эмили, затушив сигарету и элегантно надевая перчатку… Как мне сказала соседка, родственники мистера Доджа заморочены всякими предрассудками и приметами. Горбун убедил их, что, когда в доме покойник, непременно нужно сделать заземление, чтобы дух его прочно упокоился в земле, а не блуждал в окрестностях. Вот, это что-то вроде обряда так называемого «заземления».
— Бред какой-то, — фыркнула Хлои. — А ему-то зачем? Горбуну, в смысле?
Эмили сорвала маленькую веточку и вдохнула аромат нежных распустившихся соцветий. Повертев ее в руке, она выбросила ветку на дорогу:
— Как говорит та же соседка, что ему нужна эта вода, чтобы потом колдовать и делать людям разные порчи на смерть.
-Фу, ересь какая-то! — поморщилась Хлои. — Но человек этот отвратителен, честное слово!
Эмили улыбнулась и погладила подругу мягким, теплым взглядом своих лучистых карих глаз.
— Вот и верно, вместо того, чтобы говорить о разных ересях, лучше расскажи о своей жизни. У тебя явно что-то стряслось.
— Что, так заметно? — Хлои потупила взгляд.
— Меня не проведешь, дорогая, — ответила Эмили. — Давай, рассказывай, что там стряслось.
Хлои подняла сорванную Эмили цветущую ветку, которую та выкинула на дорогу.
— Вот!.. — силясь, чтобы не зарыдать, сказала она. — Вот, эта ветка, это я!.. — Хлои снова вышвырнула ветку на дорогу. Она закрылась руками и начала рыдать. Эмили обняла подругу.
— Ну, что ты, что ты… Это всего лишь ветка, а ты, живой человек, красивый человек, прекрасный, увлекательный…
В это время священник говорил речь над телом мистера Доджа. Эмили увидела, как горбун, перекосившись от тяжести, потащил куда-то ведро с водой.
Хлои дала волю чувствам:
— Нет, я вот эта ветка! — она указала на припорошенные пылью цветы, валяющиеся на дороге. — Меня сорвали, а потом выбросили, как ненужную вещь! Я чувствую себя надоевшей куклой, которая пылится в комоде, потому что ее жалко выбросить! Да любая толстуха в тысячу раз счастливее меня! О, как невыносимо жесток мир!
— Я поняла, ты поругалась с Мартином, — сказала Эмили, поглаживая ее по голове.
— Поругалась?! До этого не доходит, настолько ему плевать на меня! Не сегодня-завтра мы расстанемся, близок разрыв! О, что я тогда буду делать! Я умру, эта невыносимо — жестокая жизнь хуже смерти!
Эмили продолжала с участием поглаживать ее по голове, как заботливая мать. Она смотрела в сторону. За деревьями снова промелькнул горбун.
— Ты очень красива, ты могла бы работать моделью, ты можешь найти себе сотню таких Мартинов и все они будут у твоих ног!..
— Но мне нужен он! Только он! Я люблю его! — вопила Хлои, в исступлении молотя кулаками по спине подруги.
— Кто из нас не переживал неразделенной любви! — задумчиво произнесла Эмили. Защебетали птицы. Ветер донес легкий аромат цветущих деревьев. Солнце светило на безоблачном небе. Гроб с телом мистера Доджа потащили на кладбище.
Не слыша привычных слов утешения, что все будет хорошо, Хлои разрыдалась еще больше. Слова о неразделенной любви еще больше задели за живое.
— Ох уж эти шведы! — сказала Эмили с легкой иронией. — И какого черта он приперся в Лондон, сидел бы в своем Стокгольме!
Хлои подняла на подругу заплаканное лицо, которое, впрочем, даже сейчас не было лишено очарования.
— Нет, это какого черта я приперлась в Лондон, сидела бы в своем Лос-Анджелесе!
— Тебе пришлось вернуться на родину предков. Ты провела здесь все детство, лучшие годы своей жизни, неужели тебе не дорог этот город! Ну, ладно, расскажи ситуацию, может мы что-нибудь придумаем… У него другая?
— Вряд ли, — собравшись с мыслями, ответила Хлои, вытирая слезы носовым платком. — Эта другая, это его обсерватория, в которой он проводит и дни и ночи. Этот идиот наверняка собрался открыть какую-нибудь новую галактику!
— Ясно, педант, — ответила Эмили. На ее темно-каштановых волосах, собранных в узел под шляпку, играл солнечный луч.
— Я для него перестала существовать, я пустое место! Даже за столом он считает звезды. Ему плевать на меня до такой степени, что, когда я едва не сломала ногу на лестнице, он делал какие-то вычисления в парсеках!
Эмили вздохнула. На своем веку она повидала множество различных жизненных ситуаций. Многие пережила сама. Были люди, которые любили ее, были люди, которых любила она. Одно поняла Эмили — все рано или поздно проходит, а вечная любовь бывает лишь на страницах бульварных романов и в нудных навязчивых телесериалах. Но что толку говорить сейчас об этом Хлои! Сказать ей: «брось его к черту!» — все равно, что горохом об стенку. Сказать: «у вас ничего не получится!» — лишить человека последней надежды, которая необходима в столь тяжкий час. Сказать: «все будет хорошо!», она ответит, что Эмили попросту ее жалеет, Эмили выбрала альтернативный вариант и с улыбкой сказала:
— А ты знаешь, что этот горбун варит приворотные зелья? Обратись к нему — и Мартин твой.
Хлои раздосадованно ухмыльнулась:
— Очень смешно, Эмили! — и тут вокруг нее завертелось что-то черное, как юла. Хлои и Эмили вскрикнули от неожиданности в один голос. Это был горбун. Несмотря на свою убогость: горб и явную хромоту, он казался слишком подвижным. Хлои с ужасом и отвращением разглядывала уродца. Он доходил ей едва ли не до плеча. Лицо горбуна было не менее безобразно, чем фигура. Горбун улыбнулся деснами, из которых торчали крепкие, словно из стали, зубы, по краям напоминающие клыки, как у вампиров в мистических фильмах. Хлои передернуло от отвращения. Горбун расселся на поляне, скрестив ноги в позе лотоса, словно индийский йог.
— Не смотрите, что я такой невзрачный, — захихикал он и подмигнул Хлои. Глаза у него были маленькие и глубоко посаженные. Хлои лишилась дара речи.
— Я мальчик нецелованный, могу и глазки построить! — снова захихикал горбун и как-то странно посмотрел на Хлои. Ее словно током шарахнуло и сделалось плохо. Как во сне услышала она голос, будто из того света: «Да, я варю приворотные зелья. Тебе не обойтись без моей помощи, если хочешь, чтобы он был твоим.» В руке зашуршала какая-то бумажка.
— Хлои! Хлои! — кричала Эмили. — Нужен врач!
Хлои пришла в себя:
— Эмили, что случилось?
— Ты так побледнела. С тобой все в порядке?
— Да. Извини, мне пора домой, — она быстро направилась в сторону дома. Какая-то старуха шла навстречу, слезно причитая. Видимо, она возвращалась с кладбища. Хлои разжала кулак. В нем была та бумажка, которую вложил в руки горбун. Хлои хотела вышвырнуть ее, но потом передумала и спрятала бумажку в сумочку.
