— Ты мне там еще поогрызайся! — Крикнула ему Татьяна Ивановна из комнаты.

— Да, кто огрызается-то? — продолжал ворчать он, направляясь с ложкой в свою комнату.

 Закрыв за собой дверь в комнату, он подошел к окну. В это время на улице кто-то включил уличный фонарь, висевший над подъездом дома напротив. Вокруг желтого света, сразу же собрались мелкие мушки. Во дворе не было ни души, тишину нарушало лишь стрекотание кузнечиков в траве.

Суетясь в потемках, он нарочно не стал включать свет, чтобы с улицы его не было видно.

— Вот прицепилась, — говорил он сам с собой про свою мать, — поешь, не огрызайся! Наемся еще, только вот поставлюсь. Не последний день живу.

Он пошел к шкафу и взял из него зажигалку зиппо, затем снова вернулся к окну.  В этот момент у него в голове, будто чей-то голос сказал:

— А прикинь последний, Костян?

— Да ну нахрен! — Ответил Костя ему. — Херня какая-то. Точно не сегодня.

Наконец выложив содержимое свертка в ложку, Костя зажег зажигалку и поставил ее на подоконник, держа в трясущейся  руке ложку, стал ждать, пока закипит.

— Последний раз и завяжу. — Рассуждал он сам с собой. — Перекумарю, как-нибудь. Надо будет — в психушку лягу или в ребцентр!

Закончив приготовления ширки, Костя сел на диван, ввел себе золотой укол и откинулся ловить приход.

Татьяна Ивановна, почуяла знакомый кислый запах. Встала с кровати и быстро направилась в комнату сына. Дверь была заперта изнутри.