— Это вопрос к вам, а не ко мне. Я не знаю, сколько будет продолжаться ваше занятие. А время как раз и измеряется временем. (Она делает еще одну попытку перейти на личность собеседника.) Вы живете здесь уже много лет. Вы не имеете представления, как долго.
— Может быть, двадцать лет. А может быть, сто. Но в конце концов все заканчивается. И не нужно задавать себе такие вопросы. Каждый приходит сюда в своей конкретной ситуации. Но все приходят сюда не просто так. В первую очередь все приходят сюда по своей воле.
И у вас тоже есть своя воля. Вашу волю никто не может у вас отнять. Даже мы. Мы никого не заставляем. И не будем делать этого никогда. (Повышает голос и демонстративно смотрит на часы.) Помните наш предыдущий разговор? Наше очень короткое общение. Сейчас ваш час пробил. Все будет зависеть от вас. И тогда вы сами станете решать, когда это закончится. Все очень непросто, обещаю вам. И мы надеемся, что это будет прекрасно. Во всяком случае, по нашим меркам. (Улыбаясь. Улыбается тоже.) До встречи! (Улыбаясь.) До встречи! (Улыбается.) До встречи! (Улыбается.) Спасибо. До свидания! (Она протягивает руку для рукопожатия.) Спасибо. Пока. Спасибо. До свидания. (Пожимает ее руку. Она кивает головой.) До свидания! (Пожимает руку. Она смотрит на часы.) Пока. До свидания! (Пожимает ей руку. Улыбаясь.) Всего доброго. Всего доброго.
— До свидания! — отвечает она и, чуть улыбнувшись, уходит. Он смотрит ей вслед. Он знает, что она вернется. Потому что она появилась на экране совсем ненадолго. Но он смотрит на экран, чувствуя некоторую необычность происходящего. На экране все еще видна женщина. Она опять улыбается, подходит к решетке, поднимает вверх руки, как бы прося внимания, и произносит: «Я тоже здесь, я тоже здесь». И, словно в ответ на ее мысль, камера поворачивает ее лицо к камере. Он смотрит на нее некоторое время, потом внезапно осознает, что она на него не смотрит, и в ужасе замирает. Женщина исчезает.