–Ага, поэтому и обалдел от ужаса, – я кивнул, – ну-ну.

            Человечек нахмурился:

–Ты как говоришь со мною? Ты видишь, что стоишь в пентаграмме? Она станет тебе ловушкой, и ты не выберешься из нее, если не будешь мне подчиняться!

            Его слова имели бы какой-то смысл, если бы эту самую пентаграмму он нарисовал бы правильно, но я, разумеется, и виду не подал, лишь угрюмо кивнул, мол, да-да, всё так.

            Человечек остался доволен моим кивком, и даже присмирел, а присмирев, спросил:

–А Бог есть?

            Пентаграмма не обязывала меня к правде: неверный рисунок позволял мне делать всё, что я хочу, но я всегда верю в то, что если работа накатывает на тебя проклятой волной, то попробуй поискать в ней хоть какое-нибудь удовольствие, и тогда, быть может, всё пройдёт не так мерзко и тленно.

–Смотря для кого, – отозвался я. – И смотря кого считать богом.

            Человечек кивнул, сделав вид, что понял.

–А дьявол?

            Дьявол не любит, когда его называют дьяволом. Но это так, служебный секрет. Он вообще не любит, когда его упоминают, а если уж приходится, то либо по титулу, либо мы называем своего господина как «Он» или «САМ» и многозначительно смотрим вниз.

–Ну? – допытывался человечек. – Есть Дьявол?

–Смотря для кого. И смотря кого называть Дьяволом, – отозвался я и возмутился. – Ты зачем меня вызвал, смертный?

–Хочу, чтобы ты исполнил мои желания.