И в третий раз он получал от солнца знак скорейшего ее приближения, и в третий раз холодный ужас охватывал всё его существо, признанное всеми жителями Равьеры мудрым – чтобы уйти достойно, нужно передать свою власть и свой долг. Но кому? Кого обречь в страшное бремя, а самое главное, как донести то, что понял сам Деян совсем недавно, но побоялся исполнить, не полагаясь уже на свое тело и дух?

            Да, Деян, каждый день возносивший мольбы к Солнцу, что должно было сжалиться над Равьерой по пророчеству Савва, давно подозревал неточность, если не сказать даже несбыточность этой мольбы. Он не мог заставить себя представить как вдруг серый край Равьеры снова зацветет  и зазеленеет, как говорят было в прежние, самые далекие времена; как вернутся бурные потоки рек; появятся певчие птицы и будет много всякого зверья.

            Деян не верил в это с самого детства, но молчал, понимая внутренним и страшным, совсем недетским умом, что всё походит на прекрасную сказку, не больше. Но он молчал детство, не выказывая и малейшего недоверия, молчал в юности, и когда старый Шаман выбирал себе преемника, обходя всех жителей кругом, вглядываясь в глаза каждого, тоже не верил. И когда старый Шаман вдруг встал против него, внимательно глядя в глаза, Деян впервые почувствовал как трудно ему сдержаться – он закусил губу до крови, сжал руки в кулаки, совсем даже не чувствуя боли и не выдержал взгляда Шамана, потупился, про себя надеясь, что тот поймет его сомнение.