Не знаю, что могло быть банальнее оливье, но кроме ингредиентов для него и мандаринов у меня в доме ничего не было, пришлось довольствоваться малым.

Пока я разбирался со скромным ужином, Лея, замерев возле окна, наблюдала за моими действиями. Она ничего не спрашивала, а я не знал, нужно ли комментировать свои действия, поэтому на кухне стояла неуютная тишина. 

После того, как я, закончив, отнес все нужное в зал, она так и осталась стоять на месте, пока я не позвал ее.

— Пойдем.

Она последовала за мной, мои ноги шаркали по линолеуму, а Лея двигалась совсем бесшумно.

Я сел на диван, а она замерла, склоняя голову к плечу.

— Садись, — я похлопал по месту рядом с собой. И Лея неуверенно подошла, пристально рассматривая диван, и все же, одернув подол платья, села.

Ее спина оставалась предельно прямой, а руки чинно лежали на коленях. И вся она, словно статуя, высеченная из холодного белого мрамора, приобретшая движение, но не человечность.

Я взял ноутбук, валяющийся здесь же, на диване, решая какой бы новогодний фильм включить для поднятия настроения. Обычно мой взгляд упал бы на «Один дома», но почему-то захотелось погрузиться в мир старых советских комедий. В итоге просто включил прямой эфир одного из федеральных каналов, прекрасно понимая, там покажут то, что нужно.

На экране появились знакомые кадры, засмотренного до дыр фильма Рязанова, наверное, самого новогоднего их всех возможных русскоязычных картин.