Я встретил ее в самый одинокий момент своей жизни. Это было перед Новым годом, когда-то самым любимым праздником, накрепко сплетенным с детством.
Но в том году этот день был полностью лишен чувства волшебства, идущего рука об руку с тридцать первым декабря. Его я должен был провести совсем один в городе, где успел прожить меньше шести месяцев, так и не сумев найти друзей.
Я стоял возле фонарного столба, недалеко от дома, где снимал квартиру, рылся в карманах в поиске ключей. К этому же фонарю была прислонена моя зеленая лысенькая спутница на этот праздник, низкая елка. Почувствовав чужое присутствие, я поднял глаза.
Она не была похожа ни на одного человека, которого мне довелось встретить. Волосы почти белые, поблескивающие в свете зимнего солнца, походили на снег, струились по оголенным плечам. Слишком светлая кожа, и ни одной голубоватой венки, просвечивающей под ней, словно и не было в ее теле крови вовсе. Бледное заостренное лицо, обескровленные губы, белые брови и, как два ярких пятна, огромные, цвета зимнего неба холодного и кристально чистого, глаза в обрамлении пушистых полупрозрачных ресниц.
Она была нереальной в легком белом платье, босыми ногами стоящая на грязном асфальте, лишенном снега.
— Кто ты? — Еле выдавил из себя я, а потом, спохватившись, добавил. — Тебе не холодно? Все в порядке?
Она склонила голову к острому плечу, будто не понимала, о чем я говорил. «Может она какая-то сумасшедшая», — пронеслось в моей голове. Но я решил не делать поспешных выводов, и повторил свой вопрос:
— Все в порядке?
— У меня? Да, — ее голос был тихим и спокойным, и меня сразу окутало странным теплом. — Это у тебя не все хорошо, — между тем продолжила она.
Я нахмурился.
— У меня все хорошо, вроде.
— Разве? У тебя нет никакого заветного желания прямо сейчас? – Она посмотрела мне в глаза. И я понял: она совершенно не мигала.
Стало не по себе. Я сделал шаг назад, затараторив:
— Слушай. Мне позвонить кому- нибудь из твоих друзей, родных?
— Я пришла из-за тебя, — настаивала девушка, делая шаг ко мне.
— О чем ты?
— Чего ты хочешь сейчас?
— Не быть в этот Новый год один, — растерянно ответил я против воли, хотя говорить ничего не собирался.
— Я исполню твое желание, — торжественно произнесла она, и нас окутало едва заметное серебристое свечение.
— Что произошло? — я был напуган, что, наверняка, читалось на лице, но её это совершенно не тревожило.
— Мы заключили соглашение, — спокойно ответила девушка.
— Кто ты?
— Раз в год, мы исполняем желания.
— Иди к тем, кому это действительно нужно. Я как-нибудь переживу этот день один, — сказал я, а в голове вопрос: «Мы?»
— Я не выбираю перед кем появиться, — она покачала головой.
— Допустим, я поверил. И что ты сделаешь? Переместишь моих родных сюда? Или отправишь меня в родной город?
— Нет, ты же сказал, что не хочешь проводить праздник один. Я проведу его с тобой.
— Что? — я не смог сдержать нервный смех, получив полный непонимания взгляд в ответ. — Я не пущу к себе в дом сумасшедшую, считающую, что она какой-то там новогодний дух.
Она ничего не сказала, только обошла меня, направляясь в сторону подъезда.
— Ты куда? — крикнул я.
Девушка остановилась и, не оборачиваясь, произнесла:
— К тебе домой, — она снова зашагала в сторону дома.
Я догнал ее, схватив за руку, и тут же отшатнулся, отдергивая ладонь. Ее кожа была ледяной, обжигая, я во все глаза уставился на собственную пострадавшую конечность, а потом перевел взгляд на нее. Она смотрела в ответ.
— Подожди меня, — сказал я, сам до конца не понимая, что делаю.
***
Мы поднялись ко мне в квартиру в полной тишине. Зайдя в коридор, я прислонил елку к стене, разуваясь и снимая верхнюю одежду.
— Как тебя зовут? — спросил я, проходя в зал, являющийся еще и спальней. Она безмолвно следовала за мной. — Меня вот Максим. А тебя?
Девушка посмотрела на меня холодными ничего не выражающими глазами и спокойно произнесла:
— У меня нет имени.
— Нет?
— Мне оно не нужно.
— Но я должен к тебе как-то обращаться. Раз уж мы с тобой празднуем вместе. Давай выберем тебе имя.
— Если ты так хочешь.
— Хм. Не знаю, — я задумчиво рассматривал ее, пытаясь вспомнить хоть одно подходящее имя, ничего в голову не приходило. А потом взгляд зацепился за плакат любимого фильма, прикрывающий дыру в обоях. — Придумал. На нее ты, конечно, совсем не похожа, но так даже лучше. Будешь Леей.
— Хорошо.
— Ладно, схожу за елкой и игрушками, а ты здесь располагайся. Чувствуй себя как дома, в общем.
Я поспешил уйти из комнаты, чтобы не видеть ее безучастный взгляд.
Пока ставил елку, боясь, что та упадет на меня и прибьет, она только безмолвно смотрела, я чувствовал ее взгляд на себе. Он отдавался жжением между лопаток и острым чувством неправильности. «Может, это я сошел с ума, приведя незнакомую странную девчонку к себе в дом», — мысль не покидала, пульсировала где-то на задворках, не позволяя расслабиться.
Справившись с елью, я обернулся, а она неотрывно пялилась. Я взволнованно откашлялся и произнес:
— Будем наряжать? Ты когда-нибудь это делала?
Лея отрицательно покачала головой.
— Я впервые на Земле.
— Что это значит? Где ты была до этого?
— Нигде.
— Как это возможно?
— Меня не существовало до сегодняшнего дня, — просто произнесла она, и подошла ко мне. Я мог только, молча, смотреть, все больше веря в то, что она плод моего воображения. — Так что я должна делать?
— Нужно начать с гирлянды.
Я достал названный предмет из картонной коробки.
Через пару минут елку опоясывала гирлянда, и я включил ее в сеть. На дереве замерцали десятки цветных лампочек.
Лея заворожено уставилась на притаившиеся в ветвях возле ствола яркие огоньки, и они отражались в ее огромных глазах, делая их похожими на космос. Не на черную бездну, которой он являлся в реальности, а на яркий чарующий океан из звезд, наполненный тайной и зазывающий окунуться в себя с головой. Космос, показанный в сотне фантастических фильмов и успевший влюбить нас в себя.
— Нравится? — тихо спросил я, боясь испортить момент.
Она только коротко кивнула, не отрывая взора от дерева.
— Ладно, насмотришься потом. Нужно закончить.
Открыв коробку с пластиковыми шарами, на другие мне бы просто не хватило денег, протянул ей один — серебристый, блестки от него оставались на пальцах, но, в общем-то, он был даже ничего.
Она покрутила игрушку в руках, неуверенно посмотрела сначала на елку, потом на меня. Я уже собирался объяснить, как следовало поступить с ним, но она взялась за петельку, осторожно вешая шар на ветку.
Лея снова посмотрела на меня, в ее глазах читался вопрос: «Правильно ли я все делаю?» Я одобрительно улыбнулся и распечатал еще одну коробку, но уже с синими шарами.
Мы справились довольно быстро, сочетая серебряные и синие шары. Я водрузил верхушку в виде звезды на елку и сделал пару шагов назад, любуясь нашим творением, на моем лице застыла широкая улыбка. Лея смотрела на выражение моего лица с интересом, наверное, не понимая, что оно означает.
***
Я не совсем представлял, что мы должны были делать до двенадцати часов, но решил, что некое подобие праздничного ужина не помещает. Хотя уверенности в том, что Лея вообще решит поесть, не было.
Она вместе со мной пошла на тесную кухню. Лея смотрелась в моей квартире совершенно неестественно, белым чистым пятном выделяясь на фоне серых обоев и не очень новой мебели. В этой обстановке она казалась еще более нереальной, чем на улице.
Не знаю, что могло быть банальнее оливье, но кроме ингредиентов для него и мандаринов у меня в доме ничего не было, пришлось довольствоваться малым.
Пока я разбирался со скромным ужином, Лея, замерев возле окна, наблюдала за моими действиями. Она ничего не спрашивала, а я не знал, нужно ли комментировать свои действия, поэтому на кухне стояла неуютная тишина.
После того, как я, закончив, отнес все нужное в зал, она так и осталась стоять на месте, пока я не позвал ее.
— Пойдем.
Она последовала за мной, мои ноги шаркали по линолеуму, а Лея двигалась совсем бесшумно.
Я сел на диван, а она замерла, склоняя голову к плечу.
— Садись, — я похлопал по месту рядом с собой. И Лея неуверенно подошла, пристально рассматривая диван, и все же, одернув подол платья, села.
Ее спина оставалась предельно прямой, а руки чинно лежали на коленях. И вся она, словно статуя, высеченная из холодного белого мрамора, приобретшая движение, но не человечность.
Я взял ноутбук, валяющийся здесь же, на диване, решая какой бы новогодний фильм включить для поднятия настроения. Обычно мой взгляд упал бы на «Один дома», но почему-то захотелось погрузиться в мир старых советских комедий. В итоге просто включил прямой эфир одного из федеральных каналов, прекрасно понимая, там покажут то, что нужно.
На экране появились знакомые кадры, засмотренного до дыр фильма Рязанова, наверное, самого новогоднего их всех возможных русскоязычных картин.
Я перевел взгляд на Лею, задумчиво крутящую в руках мандарин, даже не заметил, когда она успела его взять.
— Что это? — Спросила Лея.
— Мандарин. Фрукт, — ей это, явно, ничего не сказало.
— И что с ним нужно делать?
Я протянул ладонь, она пару секунд смотрела на нее, а потом все же осторожно положила мандарин, чуть задев кожу кончиками пальцев. Холод расползся по всему телу от одного мимолетного касания, заставляя ощутимо вздрогнуть. Она этого не заметила или только сделала вид. Все ее внимание было сосредоточено на оранжевом фрукте в моих руках.
Ее глаза расширились, когда я начал очищать его, но она молчала. Быстро избавившись от кожуры и оторвав одну дольку, отправил ее в рот, протянув оставшиеся дольки Лее.
— Попробуй.
Она несмело оторвала одну, но медлила, не собираясь есть, лишь отстранено крутила ее в своих руках.
— Попробуй, — настойчивее повторил я.
И Лея все же поднесла мандарин ко рту и несмело положила, но не прожевала, смотря на меня. Смешок получилось сдержать с трудом, я оторвал дольку от мандарина в ее руках и закинул в рот, специально жуя слишком показательно, так чтобы стало понятно.
Она повторила за мной, хотя делала это с большой осторожностью и намного медленнее. Удивлённо моргнув, Лея посмотрела на меня. Мандарин уменьшался быстро, но я поспешно чистил другой, улыбаясь.
Закончив, поднял взгляд на нее, давясь удивленным возгласом. Ее совсем бледные губы расплылись в несмелом искусственном подобии улыбки.
— Расслабь лицо, — сказал я, чувствуя себя Джоном Коннором. Хотя она совсем не была похожа на робота.
Я показал, как улыбаться «правильно», она попыталась повторить, но вышло все еще слишком натянуто. В итоге пришлось оставить попытки в столь пагубном деле.
Мы смотрели фильм, она задавала вопросы, а я отвечал, радуясь, что теперь Лея чувствовала себя спокойнее в моем обществе. Она съела целый килограмм мандаринов, который мне пришлось почистить, но жаловаться не хотелось. Такой Новый год был лучше, чем то, что планировалось мной изначально. Одиноко в давящих серых стенах не ставшей родной однокомнатной квартиры на окраине столицы, так и не покрывшейся к празднику снегом.
***
А потом наступила полночь, речь президента я прослушал, все мое внимание было приковано к ней.
— С новым годом, Лея, — сказал я.
— С новым годом, Максим, — она впервые неуверенно назвала меня по имени, а сердце в моей груди почему-то забилось быстрее.
Я посмотрел на нее внимательнее, казалось, она ожила: не сидела так прямо, не смотрела холодно, пыталась поддерживать нормальный диалог. Но, возможно, я себе это только придумал, поверив, что способен сделать ее человечнее за столь короткий промежуток времени.
За окном громко бахнул салют, она вздрогнула. Действительно вздрогнула и посмотрела в сторону балкона почти напугано.
— Это фейерверки. Пойдем посмотрим. Они красивые, — я поднялся, разминая затекшие ноги. Лея встала следом, все еще косо поглядывая на балкон, а залпы уже не прекращались.
— Там холодно, хочешь дам кофту или куртку.
— Я не замерзну, — и я тоже не взял верхнюю одежду, вышел на незастекленный балкон прямо так: в джинсах и футболке, голыми ногами по ледяному полу. Холод прошиб тело, но едва ли я заметил это.
Смотрел на нее в легком белом платье и босую, все ее внимание было приковано к темному небу, где разноцветными искрами взрывались фейерверки. Она хмурилась.
— Зачем они разрезают небо? — Спросила Лея, переведя взгляд на меня, застывшего и не знающего, что ответить на этот почти детский вопрос.
«Потому что это красиво», — сказать подобное казалось глупостью. Я не сказал ничего.
И заговорила она:
— Я исчезну.
— Что? — У меня воздух в легких закончился. — Что значит исчезнешь?
— Как только мы исполняем желание, мы исчезаем.
— Но ты еще здесь. Хотя мое желание исполнено, — сказал я, прекрасно понимая, в чем дело. Я хотел встретить новый год не один. Провести его с кем-то так, как проводил в детстве, и, конечно, заканчивалось все фейерверками и подарками под елкой.
Она лишь качнула головой.
— Значит, я должен с тобой попрощаться до следующего Нового года?
— Я больше не появлюсь. Или не буду помнить, что было, как ничего не помнила и не знала вчера. Белый лист.
— Мы больше никогда не встретимся…
Мне почудилось, что мир остановится, стоит ей исчезнуть. Все рухнет, если я больше не увижу странную девушку с ледяной кожей, которую успел только узнать.
Я дотронулся до ее щеки, стискивая зубы от холода, растекающегося по венам. Моя рука слишком темная в контрасте с ее почти белой кожей, инородным пятном выделялась на лице. Я едва ее касался, боясь, что она исчезнет в тот же миг. Но Лея накрыла мою руку своей, прижимая ближе к щеке.
Было плевать на холод. Она смотрела мне в глаза, и я видел отблески фейерверков, взрывающихся совсем рядом, слышал крики людей во дворе, и это все совсем не было важным, ведь она улыбалась мне мягко и по-настоящему.
Лея коснулась моей щеки в ответ, и я прижался к ее ладони, борясь с желанием прикрыть глаза, потеряв ее из виду, и не обращая внимания на немеющее лицо.
— Спасибо, что подарил мне имя, — прошептала Лея, а я не успел ничего ответить, лишь заглянул в последний раз в холодную голубизну ее глаз.
Она исчезла. Не было никаких вспышек света и громких хлопков. Она просто растворилась в воздухе, а с неба пошел снег, медленно кружась, он опадал к моим ногам.
А я только и мог смотреть на покрасневшую ладонь, касавшуюся ее щеки. Единственное, что говорило о ее реальности. След, которому суждено было исчезнуть, стерев вместе с собой последнее доказательство. Доказательство того, что я ее не выдумал.
Подтверждений не осталось уже на следующее утро, но я все равно ждал ее в конце года, в конце следующего и, возможно, позже. Пока ее образ совсем не стерся под гнетом других событий, и девушка, любящая мандарины и не понимающая красоты фейерверков, не исчезла из моих мыслей. Мимолетное ледяное касание затерялось в череде других теплых ладоней, и однажды я потерял ее даже в своих воспоминаниях.
Обложка взята c сайта: Pexels
Простите за ошибки(
просмотров
