Я дотронулся до ее щеки, стискивая зубы от холода, растекающегося по венам. Моя рука слишком темная в контрасте с ее почти белой кожей, инородным пятном выделялась на лице. Я едва ее касался, боясь, что она исчезнет в тот же миг. Но Лея накрыла мою руку своей, прижимая ближе к щеке.

Было плевать на холод. Она смотрела мне в глаза, и я видел отблески фейерверков, взрывающихся совсем рядом, слышал крики людей во дворе, и это все совсем не было важным, ведь она улыбалась мне мягко и по-настоящему.

Лея коснулась моей щеки в ответ, и я прижался к ее ладони, борясь с желанием прикрыть глаза, потеряв ее из виду, и не обращая внимания на немеющее лицо.

— Спасибо, что подарил мне имя, — прошептала Лея, а я не успел ничего ответить, лишь заглянул в последний раз в холодную голубизну ее глаз.

Она исчезла. Не было никаких вспышек света и громких хлопков. Она просто растворилась в воздухе, а с неба пошел снег, медленно кружась, он опадал к моим ногам.

А я только и мог смотреть на покрасневшую ладонь, касавшуюся ее щеки. Единственное, что говорило о ее реальности. След, которому суждено было исчезнуть, стерев вместе с собой последнее доказательство. Доказательство того, что я ее не выдумал.

Подтверждений не осталось уже на следующее утро, но я все равно ждал ее в конце года, в конце следующего и, возможно, позже. Пока ее образ совсем не стерся под гнетом других событий, и девушка, любящая мандарины и не понимающая красоты фейерверков, не исчезла из моих мыслей. Мимолетное ледяное касание затерялось в череде других теплых ладоней, и однажды я потерял ее даже в своих воспоминаниях.