Через час Уилфод, Киг и Жоф были уже на дороге, ведущей в Милинор. Им пришлось проехать около десяти лиг прежде чем они оказались на постоялом дворе. Дорога была прямой и хорошо укатанной, поэтом путникам не составило особого труда быстро добраться до «Западного тракта». Бросив коней у входа, Уилфод и его спутники поднялись по скрипучим, деревянным ступеням и вошли в таверну.
При входе их встретил парнишка лет десяти, в огромном поварском колпаке, небрежно одетом на его коротко стриженную. Колпак, был ему явно не по размеру и не падал на глаза исключительно благодаря его большим, широко оттопыренным, ушам. Дополнял поварской наряд – фартук, не первой свежести, повязанный прямо на голый торс и засаленные нарукавники, которые тоже были не его размера. Тонкие босые ноги, все в ссадинах и синяках, смешно смотрелись в огромных деревянных колодках, выдолбленных из цельного куска дерева. Не смотря ни на что, паренек проворно двигался между столами, держа на одной руке огромный поднос с чьим-то ужином, а в другой три огромные кружки с пенным напитком. Увидев новых посетителей, он тут же подскочил к ним и звонким детским голоском крикнул заготовленную для таких случаев фразу:
— Извольте выпить, закусить,
А после барышнь навестить.
У нас для этого всегда
Найдется угол до ут…
Вдруг паренек резко замолчал глядя на монаха и с испуганным видом начал пятиться назад.
Повидавший много чего за всю свою некогда буйную жизнь, монах глядя на этого сорванца, вдруг громко засмеялся, обратив на себя взгляды немногочисленных посетителей таверны, расположившихся за несколькими небольшими деревянными столами. От этого смеха, мальчишка и вовсе упал на пол, плюхнувшись на мягкое место. По выражению его исказившегося лица можно было понять, какую боль причинило ему это падение.
— Эй, малец! — обратился к поваренку, чего-то заподозривший Уилфод. — Мне кажется ты видел сего кейстуга раньше? Но чего ты так испугался? Не бойся его, он добрый!
Поваренок не сводил глаз с все еще смеющегося Жофа и с ошалелым видом бормотал что-то себе под нос.
— Ну чего ты так трясёшься? Я же сказал, он не опасен. — поднимая на ноги дорожащего поваренка, успокаивал его Уилфод.
Хлопая своими огромными ресницами, которым позавидовали многие дамы, малец перевел взгляд на молодого лорда и снова обретя дар речи выдавил из себя:
— Клянусь, я больше не буду!
— Да ты что? Чего не буду?! — вмешался, тоже ничего непонимающий Киг.
— Я больше не буду читать эти пошлые стишки, да покарает меня Великий Харуд! Только пусть он не достает больше свой «Праведный хлыст» у меня до сих пор зад трещит, — умолял поваренок.
Монах заржал пуще прежнего, чем вверг мальчишку в полуобморочное состояние.
— Да перестанешь ты ржать наконец! Совсем запугал мальчонку! — раздраженно выпалил Уилфод.
Немного погодя Жоф взял себя в руки.
— Ладно, прости малец! Не бойся меня, видимо ты узнал во мне моего брата. Судя по всему, твой зад отведал «Гнев праведника» или, как ты его назвал — «Праведный хлыст». Есть у той вещицы и другие названия. Верно ты сквернословил, маленький охальник? Брат Гут скор на расправу!
— Но как? Не может быть! Вы так похожи! — удивлялся мальчишка уже пришедший в себя.
— Хорошо. А теперь скажи где мой брат?
Не успел поваренок и рта раскрыть, как вдруг из дальнего угла послышался чей-то, довольно грубый оклик.
— А ну, постой! Каков, наглец, я же сказал не появляться здесь больше! — раздраженно кричал быстро приближающийся мужчина. Выглядевший уж больно угрожающе, он заставил немного растеряться наших друзей.
— Римук! Сайрук! Живо ко мне. — кричал он на ходу. После чего из-за занавески появились две не менее внушительные фигуры, и бодро направились в сторону наших героев. По всей видимости, то был хозяин заведения и его помощники или сыновья.
В воздухе запахло хорошей дракой, ибо те двое уже засучивали рукава и разминали свои огромные кулачищи. Вмешавшийся было в предстоящее действо паренек был грубо отброшен хозяином в сторону со словами: — «Поди из-под ног Энгар! Не мешайся».
Видя всю нелепость ситуации и предстоящую угрозу их здоровью, Уилфод попытался призвать всех к благоразумию и объясниться, но как только он попытался что-то сказать, то туже, сходу получил жесткий удар в челюсть и полетел в ближний угол, ломая головой стоявший там стул.
Киг, проводив взглядом своего лорда, испуганно зажмурился, потом открыв один глаз посмотрел на него снова, тот зашевелился, и слуга облегченно вздохнул. Не успел он перевести взор на нападавших, как и сам стал жертвой мощного удара, заставившего его плюхнуться на пол. Лишь один монах стоял теперь на ногах, получая удар за ударом в живот от хозяина таверны, но судя по невозмутимому виду — это его не сильно беспокоило. Наконец Жоф не выдержал и со всего размаха обрушил свой пудовый кулак на голову нападавшего. Тот сразу обмяк и пал в ноги без сознания.
Настала очередь оставшихся. Те двоя видя своего хозяина лежавшим на полу, бросились на монаха и хотели повалить его, но не тут то было. Жоф оказался проворнее и вовремя отскочил в сторону. Разъяренные неудачей, нападавшие вновь кинулись на монаха. Но в этот раз кейстуг не просто отпрыгнул, а вдобавок достал кулаком челюсть одного из подручных хозяина и тот, завертевшись винтом, пролетел через несколько столов в дальний угол, задев при этом двух мирно наблюдавших за дракой посетителей, которые, как выяснилось через мгновение, тоже были не прочь поразмяться. После чего началось массовое побоище. В ход пошли столы, стулья, посуда, в общем все, что попадалось под руку. Казалось еще чуточку и заведение будет разнесено в дребезги, но тут вмешался неожиданно очнувшийся хозяин. Увидев, что происходит с его детищем, он истошно завопил и бросился прочь в соседнюю комнату выбив плечом закрытую дверь. Спустя минуту из дверного проема вылетел какой-то дымящийся сверток и приземлившись в центре зала бухнул так, что дерущихся разбросало по комнате, а все окна в заведении выскочили наружу. Затем всё затихло.
Густой дым, медленно расходился по комнате ища себе выход на свободу. Спустя некоторое время из помещения откуда вылетел сверток, показалось испуганное лицо хозяина таверны. Сквозь постепенно рассеявшуюся пелену едкого дыма, он попытался оценить обстановку и прикинуть ущерб. Оглядевшись вокруг, тавернщик пришел в дикий ужас.
Целого практически ничего не осталось, даже массивная входная дверь, висела накренившись, держась лишь на одной петле.
Посетители тоже начали приходить в себя бормоча гневные ругательства и кляня последними словами это место и его хозяина.
В пылу драки и последующей суматохе никто из наших друзей не обратил внимания на человека в черном плаще, сидевшего за столом в дальнем закутке зала напротив открытого окна, в последствии выпрыгнувшего в него перед самим взрывом.
Если бы тогда Уилфод увидел его хотя бы мельком, он обязательно узнал лорда Талла Кваерда, старшего сына Крэга Кваерда владетеля Баэрсхола предавшего короля и участвующего в нападении на Гинтэрволш. И кто знает, как бы сложилась дальнейшая судьба его друзей и самого молодого лорда оказавшись они тогда лицом к лицу. Но по воле Харуда или же других необъяснимых обстоятельств Таллу удалось исчезнуть незамеченным, хотя он точно узнал Уилфода и его слугу, которого не так давно чуть не лишил жизни из-за своей дурацкой прихоти.
***
Случилось это месяца четыре назад, когда Уилфод в сопровождении своего слуги гостил Баэрсхоле и должен был участвовать в приеме по случаю женитьбы лорда Кваерда младшего и леди Октавии дочери лорда Тенша Гордира хозяина Валирада. За день до торжества, как было заведено в то время повсеместно, состоялась охота, все трофеи, с которой шли к праздничному столу. Событие грандиозное и участвовали в нем до сотни человек только одной знати, не говоря уже о ловчих, сокольничих, загоняющих, выгоняющих и т.д. В общем, действие было, как всегда — впечатляющее.
Все охотники собирались на заранее подготовленной опушке леса. Потом каждый из них получал свой номер, а также указанное место, откуда он и начинал, собственно, охотиться. Они разъезжались от центра опушки в разные стороны, образуя как бы внутреннее кольцо, а на встречу им примерно в двух лигах сжималось плотным строем внешнее кольцо, состоявшее из загоняющих, которые поднимая ужасный шум, гнали зверя прямо на охотников. Конечно это дело было очень серьезным, ведь в лесу обитали не только зайцы да косули, но и зверь покрупнее и намного опаснее. Здесь вполне можно было встретиться с матерым волком или же напороться на огромного медведя, а также быть вздетым на острые как копья оленьи рога. Но в этом и заключался весь интерес к такой охоте. Каждый охотник просто мечтал, чтобы именно на него вышел самый здоровенный зверь. Отличиться и одержать победу в негласном состязании и получить заслуженную славу было делом чести.
Как и всякого рода опасности, такие события не обходились без жертв. Где-то, кто-то прозевал, где-то зверь оказался проворнее или просто сильнее, но каждая такая охота ни минуемо калечила или попросту отнимала жизни нескольких знатных особ и не только. Вот и на этот раз не обошлось без раненых и погибших.
Уилфод получив свой номер, выдвинулся с сопровождающим на свое место, естественно с ним был и его верный Киг. Когда они уже вышли на свое направление и приготовились двигаться дальше, Уилфод заметил справа от него шагах в пятидесяти всадника и его оруженосца, держащего копье, на конце которого развивался вымпел с гербом Баэрсхола, с изображением одной маленькой короны над ним, такой же, как и над гербом Уилфода. Это был лорд Талл Кваерд.
Маленькая трезубая корона над гербом означала принадлежность к древнему королевскому роду и носилась детьми хозяев всех двенадцати городов Касурдтерра, кроме естественно самого короля и его детей, находившихся в столице. Сами же владетели замков носили над своим родовым гербом корону побольше. Ну, а королевский герб был украшен двенадцатью коронами и над ними была еще одна самая большая — символ королевской власти. Дети же короля, если таковые имелись, носили на своих знаменах только двенадцать корон.
Лорд Талл тоже заметил вымпел Уилфода и поднял руку в знак приветствия, на что в ответ получил тоже самое.
Вдалеке послышался, сначала одинокий Звонкий голос охотничьего горна, ознаменовавший начало охоты. Затем отовсюду зашумели, пугающие лесных обитателей, солдатские рожки и барабаны. Звуки с каждым разом становились все громче и неуклонно приближались к, замершим в ожидании, охотникам.
Уилфод прямо перед собой услышал треск ломающихся веток, от чего его лошадь вздрогнула. Мгновением позже словно из-под земли, а точнее из сугроба появилась огромная, мохнатая голова.
— Медведь! — воскликнул обрадованный Киг, бросая приготовленную для таких случаев рогатину в руки Уилфода. — Вот это удача!
— Подожди! Его еще добыть надо! — ответил лорд готовясь к отчаянной схватке.
Сосредоточив всё своё внимание на зверя, друзья не заметили, как справа появились два всадника и на полном скаку летели на вылезавшего из берлоги медведя. Лишь в последний момент Уилфод увидел разгоряченное лицо молодого лорда Кваерда, лошадь которого через мгновение попав левой ногой под корягу, запорошенную снегом, с диким ржание кувырнулась через голову сбросив с себя всадника. Оруженосцу и вовсе не повезло. Он после падения своего лорда попытался вонзить копье мишке под подбородок, но сделал это так неуклюже, что острие лишь скользнуло по открытой звериной пасти и воткнулось в рядом стоящее дерево. Крепко державший древко, слуга и не думал выпускать его из рук, благодаря этому он, совершив не вообразимый кульбит, бухнулся прямо перед медведем. После чего голова его была тут же разбита массивной лапой разъяренного зверя.
Будущий жених лежал в пяти шагах рядом с медведем и левой рукой держался за, по всей видимости, сломанную ногу, пытаясь другой рукой достать из ножен свой меч.
Уилфод мигом оценил ситуацию и попытался пришпорить лошадь, но та стояла как вкопанная с ужасом наблюдая за медведем.
Ситуацию спас, как всегда проворный Киг. Он заранее накинул на голову своей лошади полы длинного плаща, и та повинуясь лишь животным инстинктам и приказам всадника бросилась в сторону развивающейся трагедии. Попутно Киг выхватил рогатину из рук своего хозяина и переложив ее поудобней направил лошадь на медведя.
Матерый зверь уже был готов раздавить врага и навис над Таллом всем своим исполинским телом. Поднявший огромные мохнатые лапы высокого над головой и разинувший пасть, он приготовился завершить расправу.
В этот момент Киг и обрушил на мишку свой смертельный удар. Рогатина попала аккуратно под левую лопатку. Удар был на столько сильный и точный, что упиравшийся всем телом на рогатину Киг, вогнав ее на всю, вылетел из седла ломая основание оружия. Приземлившись на замертво упавшего медведя, в свою очередь придавившего могучим телом так и не успевшего достать меч лорда, Киг облегченно выдохнул.
Каково же было удивление друзей, когда они освободив лорда Кваерда из-под туши убитого Кигом медведя, вместо благодарности, услышали гневные оскорбления.
— Как ты посмел лишить меня моей добычи, мерзкий раб? — завопил вдруг освобожденный, глядя на разинувшего рот от удивления Кига. — Что уставился, как баран?! Кто тебя просил лезть в мой поединок?! Отвечай, холоп!
Киг от этих слов потерял дар речи. Он только и делал, что вертел головой смотря, то на своего лорда, то на чужого. Исправить ситуацию решил опомнившийся Уилфод.
— Прошу прощения, милорд! Вы не ушиблись часом головой? — грубо сказал он, глядя на вылупившего глаза, явно не ожидавшего такой реакции от благородного отпрыска и продолжил — Судя по вашей реакции вынужден признать, что вы не в себе!
— Что?! Вы в своем уме? — попытался возразить лорд, но тут же был перебит Уилфодом.
— Я то, как раз в своем! А вам я прощу оскорбления, нанесенные моему слуге в присутствии меня, в том случае, если вы признаете свое временное помутнение рассудка, и извинитесь передо мной!
— Я?! Извинятся! За что?!
— Ну, как минимум за испорченную охоту.
— Медведь был мой! — снова завизжал будто девчонка сын хозяина Баэрсхола. — Это мой лес, и значит зверь здесь тоже мой!
Друзья переглянулись и поняв, что тот не в себе перестали обращать на его вопли внимание. Взяв лорда под руки они посадили его на лошадь и двинулись обратно на опушку где оставались несколько, не принимавших участие в охоте, слуг. Передав обезумевшего лорда в полуобморочном состоянии его челяди, они попытались продолжить охоту, но уже без прежнего вдохновения.
Что же было потом, вообще не укладывается ни в какие рамки приличия, не говоря уже о понятии чести и достоинства.
По пришествии в себя, если так это можно назвать, лорд Талл Кваерд наплел такую небылицу про Уилфода и его слугу, что нашим друзьям пришлось долго оправдываться, хотя на самом деле их должны были чтить как героев. Кига поначалу вообще хотели публично казнить, якобы за то, что он подверг жизнь лорда психа опасности, а не спас его. Причем Талл сам хотел совершить казнь. Дело чуть было не окончилось поединком, если бы не вмешавшийся вовремя лорд Сэлвиш — муж принцессы Милены, также приглашенный на свадьбу, обративший все случившееся в досадное недоразумение.
Все кончилось миром тогда, но лютая ненависть пролегла между молодыми, знатными людьми, в тайне поклявшиеся себе отомстить друг другу.
Поэтому если бы они встретились в тот момент в таверне это неминуемо привело к чьей-нибудь гибели. Талл понимал, что силы не равны поэтому и предпочел скрыться. Он не был трусом, наоборот частенько смотрел смерти в глаза и не сворачивал со своего блистательного пути, но он был горд и чрезмерно тщеславен и на людей, даже на близких, смотрел как на случайных попутчиков. Спасаясь бегством он бежал не от поединка. Слишком важна была его миссия в разворачивающихся событиях, но и это было не главное для него. Главным для него бы награда, которую он получит после завершения своего дела.
В отличии от Талла, Уилфод был его антиподом. Он был смел и храбр и тоже не боялся смерти, но предпочитал не лезть на рожон испытывая судьбу. Люди для него делились на две категории: подлецы и добродетели.
Первые становились для него заклятыми врагами, с которыми он расправлялся беспощадно, а других же он был готов носить на руках и не важно благородного они были рода или же — обычная чернь. Он разделял людей не по происхождению, а по поступкам. Так учил его отец, так поступал он и сам.
***
Очухавшись от взрыва, Уилфод огляделся ища глазами своих друзей. Монах сидел чуть поодаль приводя в чувства недавнего соперника, бормоча под нос какие-то молитвы. Киг же лежал рядом под грудой обломков деревянной мебели без сознания и тяжело дышал.
— Что это так шарахнуло? — произнес один из попавших в переделку постояльцев, пришедший недавно в себя. — В голове звенит как с похмелья.
— Изверги! По миру пустили… — завыл вдруг появившийся из почти рассеявшегося дыма хозяин таверны. — Как же я теперь? Все, все разрушили сволочи!
Он замолчал увидев кейстуга, но потом набросился на него с гневной речью:
— Да как только пустили в святую обитель, смиренные монахи эдакого алкаша! Да прольется на тебя небесная кара! Мало того, что вечера напившись как свинья, изувечил моего сына и выбил мне два зуба, да чуть глаза не лишил, так сегодня вернулся опять и решил доконать меня, скотина! Чуть дух из меня не выбил! И откуда ты взялся на мою грешную голову?!
Жоф вдруг поднял голову и посмотрел затуманенным взором на негодующего человека.
— Дурак! Дурак и есть. Прежде чем бросаться на ни в чем не повинных людей, нужно разобраться, кто они, а не бить по мордасям и бросать в них бомбы. — монах говорил медленно, спокойно как на проповеди. — И если бы моча не ударила тебе в голову так не вовремя, то ты бы наверняка увидел разницу между мной и моим братом Гутом, который был здесь вчера.
— Ты что несешь, негодяй?! Привел еще с собой каких-то проходимцев, собутыльников и потешаешься надо мной!
— Салим! — вдруг крикнул Уилфод, видя вновь накалившуюся обстановку.
— Что? — опешил хозяин таверны. — Что ты сказал?
— Я сказал, салим! — повторил лорд, доставая из кармана, перстень переданный ему Кейтоном и протягивая его удивленному человеку.
— Знакомый рубин. Кто вы на самом деле, Ривгур вас дери!
Горан Грим — так звали хозяина таверны «Грим и сыновья», расположенной на постоялом дворе «Западный тракт» близ Лиэрсуола. В прошлом опытный вояка, служивший в королевской гвардии и участвовавший во всех известных сражениях. Он покинул службу, лет двадцать назад и, как и многие бывшие войны, доживал свой век, спокойной и размеренной жизнью в дали от больших городов. С тех пор таверна была его единственной заботой. Лишь воспоминания о прошлых подвигах не давали ему окончательно превратиться в торгаша.
Вот и сейчас увидев перстень Брина, он будто бы погрузился в прошлое и отключился от реальности и только громкий оклик монаха заставил его прийти в себя.
— Эй, милейший! Мы ещё тут!
— Ах, да! Простите! Все этот перстень. Когда-то из-за него чуть было не погибли я и тот, кто его вам отдал.
— Кейтон Брин сказал… — Уилфод хотел поведать, о чем они говорили с начальником гарнизона, но Грим резко перебил его, показывая взглядом, что не надо произносить лишнее при посторонних.
— Ну, молодой человек, не здесь, прошу за мной.
Уилфод оглянулся на монаха, тот поймал его взгляд. Он указал жестом на Кига находившегося всё ещё без сознания, подавая знак Жофу, чтобы тот помог слуге прийти в себя, а сам пошел за Гораном, в ту самую комнату, откуда, совсем недавно, вылетел злополучный свёрток, оказавшийся бомбой.
Впервые бомбы или, как их еще называли «дар дракона», появились в Касурдтерре несколько десятков лет назад. Их завезли и впоследствии поставили на вооружение из Тинурдтерра, появившиеся там, в свою очередь из Алии.
Алийские мастера славились своими чудесными изобретениями на весь свет. Поговаривали, что они черпали свои знания от древних народов, населявших когда-то Землю.
Следы их присутствия давно потеряны, а образы неумолимо обросли легендами. Но время от времени появляются в разных уголках Земного мира не объяснимые обычному человеку явления, явно сотворенные кем-то иным.
Так было и с огненным порошком, составляющим основу бомб. Ни одна просвещённая душа в Касурдтерре не могла объяснить секрет получения этого оружия.
Алийцы, никогда не торговали тайнами своих изобретений, они вообще были очень закрытыми в пределах своего государства.
Уилфод войдя вслед за Гораном в комнату, увидел лишь узкий проход, в конце которого была ведущая вниз лестница. По всей видимости там то и находилась сама комната. И действительно, спустившись вниз, Уилфод оказался в просторном помещении, оборудованном под склад продуктов, но имеющего в дальнем от входа углу, закуток, где стоял письменный стол и несколько стульев подле него. На столе лежала стопка книг, и огромная тетрадь в кожаном переплете, исписанная на половину. Рядом стояла чернильница и куча гусиных перьев. Освещалась комната, а именно этот закуток, двумя огромными свечами, стоявшими на двух витиеватых, бронзовых подсвечниках.
Горан сел за стол и многозначительно вздохнул.
— Меня зовут Горан, Горан Грим. С кем имею честь?
— Лорд Уилфорд Сэнсэт Гинтерволшский, сын сэра Сэдлика. По-видимому, теперь единственный лорд и наследник родового гнезда.
— Судя по всему вас привела ко мне крайняя необходимость, раз уж Кейтон прибегнул к особому знаку, ведомому только нам двоим. И я так понял дело весьма спешное, так что прошу выкладывайте.
Уилфод в очередной раз поведал свою печальную историю, а также о нависшей угрозе нал Лиэрсулом и конкретной опасности для самого Кейтона.
Горан после его слов, подскочил на стуле и пришел в такое негодование, что Уилфоду как-то стало даже стыдно от тех ругательств, которыми сыпал хозяин таверны на головы подлых изменников.
Закончив свои гневные и очень неприличные высказывания, Горан вернулся на свое место. Он еще какое-то время прибывал в крайне возбуждённом состоянии, но больше не ругался, напротив о чем-то судорожно размышлял.
Уилфод молчал не проронив ни слова, давая новому знакомому переварить случившееся. Он тоже постоянно думал о дальнейших действиях, но сейчас его прежде всего интересовало местонахождение Милены и Рисги, ну и конечно приставленного присматривать за ними монаха, судя по всему отлично повеселившегося здесь вчера. Поэтому он с нетерпением ждал, когда Горан, выйдет из своего беспокойного состояния, чтобы обратиться к нему.
Придя видимо к какому-то решению, ведомому пока только ему одному, Горан взглянул на Уилфода, так как будто он знал его всю жизнь и громко сказал;
— Да, юный друг, лихие времена стучатся в наши двери! Подумать только — Ка-сурдтерр стал жертвой междоусобицы. Еще вчера мы громили армии Кирхирона отправляя их восвояси из наших земель, а теперь некогда доблестные солдаты, воевавшие плечом к плечу, режут и жгут друг друга, причем вкупе с бывшими непримиримыми врагами! — Он на мгновение прервался, а потом вновь вскочил со стула и сжал плечо молодого лорда. — Решено я еду с вами! Тряхну стариной! Эх прощай моя таверна!
Он как бы погладил поверхность стола словно прощаясь со старым знакомым, достал из рядом стоящего сундука небольшую дорожную сумку, бросил туда тетрадь со стола и повесив ее через плечо направился к выходу, будто забыв о своем новом знакомом седевшем на стуле с удивленным видом. Но потом как бы опомнившись, остановился и обратился к Уилфоду:
— Ну, и что так и будем хлопать глазами? Идёмте милорд времени нет совсем! Что удивлены?
— Дык, я, просто…
— Не ожидал, да! Не бойся есть еще настоящие войны в родном отечестве. И будь уверен нас много. Идем!
— Подожди, Горан! Мне нужно найти моих друзей! — озабоченно сказ Уилфод. На что получил неожиданный ответ.
— А, чего их искать. Девушка с ребенком на верху в комнате еще со вчера, а это животное, с которым я перепутал его брата, должно лежать где мы его оставили, то бишь подле отхожего места во дворе, если он конечно не очнулся уже. Послушай, как ты вообще доверил ему своих девчонок?
— Девчонок. Знаешь ли ты, кто гостит у тебя в таверне? Леди Милена Элиза Редрика, принцесса Касурдтерра! Единственная теперь и законная наследница королевского престола.
По беспокойному виду Горана можно было понять, что он в смущении или даже больше — в стыдливом раскаянии.
— Вот я старый дурак! Ну конечно же это она! Ведь она так похожа на своего отца! Да примет к себе Великий Харуд его светлую сущность. Позор, какой позор! — сокрушался бывший гвардеец. — Идем же скорее, я должен принести извинения!
— Да успокойся ты! Она вполне себе обычная девушка и не любит, когда перед ней лебезят и ходят на цыпочках. Видел бы ты ее в бою. Она даст фору многим отчаянным головорезам из воинской братии. Я и сам не редко получал от нее добрую порцию тумаков.
— Да, ну! Не может быть! Такое хрупкое создание, и порция тумаков?
— В это трудно поверить, но это так!
— Ну тогда идем скорее, не хватало еще получить оплеуху от королевской особы! Ха, ну надо же! Вот старый осел.
Они быстро поднялись наверх и вышли в разгромленный зал, где все уже почти пришли в себя.
Горан указал на лестницу ведущую на второй этаж, сделал знак Уилфоду, чтобы тот шел туда, а сам направился к тому самому малчишке, в поварском колпаке, сидевшему сейчас на скамье подле входа на кухню и разглядывающему, как маленький котенок играет с собственным хвостом.
— Эдган, сынок, поди ка на двор и поищи недавнего дебошира.
— Я?! Ты что, отец?! Мне хватило вчерашнего общения с ним. До сих пор задница зудит!
— Ну ладно тебе, просто скажи, что я его ищу. Давай мигом!
Паренек с явной неохотой, медленно, волоча за собой ноги, пошел к выходу. Горан видя такую картину громко рявкнул вслед сыну, и тот, не оборачиваясь, как ужаленный, мигом выскочил за дверь.
Уилфод, тем временем, поднялся на второй этаж, где у самого входа его встретил, радостно виляющий даже не хвостом, а всем телом Ангас.
— Привет, дружок, а где же твоя хозяйка? — трепля за ухо упавшего на спину щенка и довольно взвизгивавшего от удовольствия, спросил лорд. — А ну веди меня к ним!
Щенок будто бы понял его, вскочил на лапы и помчался к дальней двери, забавно ковыляя и занося в одну сторону зад, а также громко лая и рыча.
Не успел он добежать до двери, как она открылась и из-за нее выглянула Милена, видно услышавшая лай собаки.
Она увидела брата и бросилась к нему, заплакав от радости.
— Ты чего, милая кузина? Не плачь, все будет хорошо. Как Рисги?
— Все в порядке, мне показалось сегодня будто она улыбнулась мне. Но что это? Я вроде бы слышала раскаты грома сквозь сон, а на улице ясно.
— Ничего, не бойся! Это мы немного пошалили, но теперь все спокойно. Ладно, давайте собираться. Нужно срочно добраться до Милинора.
— Как там в Лиэрсуоле? Ты виделся с дядей?
— Потом, расскажу все по дороге. Давайте живее, ваше высочество! — Уилфод специально обратился к ней по-особому, чтобы подбодрить.
— Да брось ты, Уил, посмотри на меня. Какая я теперь принцесса?
— Я скажу больше. Теперь ты королева по праву! Так, что простите, ваше величество!
— Королева. Королева без королевства! Смешно и страшно. — она крепче прижалась к брату, кладя голову ему на плечо.
— Ну, не надо. Мы еще вернемся в Ринегал и очистим наш родной Касурдтерр от всей нечисти. — он сказал это так воодушевленно, что принцесса невольно вздрогнула, и улыбка появилась на ее сияющем лице.
Они прошли в комнату, где на кровати поджав ноги, сидела Рисги. Девочка подняла голову и у видя Уилфода протянула к нему свои худенькие ручонки. Лорд бережно взял ее на руки и прижал к себе.
— Здравствуй, милая. Как ты, все хорошо? — Рисги молчала. — Ну и ладно. Пойдем я отнесу тебя к брату.
Милена быстро собралась, благо вещей у нее почти не было, и они вскоре спустились вниз.
— Батюшки! — воскликнула принцесса, видя погром. — Что произошло? Не ужели это вы сделали?
— Отчасти, скажем так.
К ним уже направлялся Горан с лицом полным раскаяния. Он подошел к миледи и тихо сказал:
— Прошу простить мое невежество, ваше высочество.
— Сударь, вы, о чем? В чем вы именно были невежественны?
— Я не узнал вас сразу, иначе вам бы не пришлось коротать ночь в той халупе.
— Хм, а по мне так очень приличное место. Я давно так сладко не спала.
— Все равно, нет мне прощения!
— Да, брось ты Горан, я же тебе говорил, она не прихотлива. — вмешался Уилфод.
— Да, но…
— И это хорошо, что вы не узнали меня, значит и другие тоже не узнают. Что мне и нужно! А, что касается извинений, то они приняты и прошу больше к этому не возвращаться.
— О, ваше высочество вы благородны, как и ваш отец!
После его слов Милена не вольно вспомнила об отце. Как он учил ее быть справедливым ко всем, не важно кто перед тобой лорд или крестьянин. Все заслуживают одного — справедливости.
Как-то раз ей пришлось познать на деле, что такое настоящая справедливость.
***
Было это когда Милене исполнилось шестнадцать лет. Она прогуливалась в саду рядом с замком, как вдруг из кустов выскочила девушка, по всей видимости ровесница принцессы, в рваном, испачканном кровью платье и с ножом в руках. Она рыдала навзрыд. Увидев Милену, девушка бросилась к ней и пала в ноги, умоляя о помощи.
Затем из кустов выскочили двое здоровенных амбалов, по рыскающему взгляду которых было видно, что они гонятся за кем-то. Один из них увидел лежавшую подле Милены девушку, он толкнул второго, и они подбежали к ошеломленной принцессе.
— Ваше высочество, эта дрянь изуродовала нашего хозяина лорда Судена, когда тот спал!
— сказал один из преследователей. — Прошу казнить эту плутовку, изувечившую благородного господина, так подло подкравшись к нему ночью!
— Не верьте им госпожа! Умоляю! Он насильник и убийца! — рыдала незнакомка. — Он приказал им убить моего жениха, а меня насиловал три ночи подряд! Я сопротивлялась, но они держали меня, а когда лорд Суден уставал, пользовались мной по очереди! Прошу вас, защитите!
— Она все врет! Эта мерзавка украла у лорда дорогую вещь, и он естественно наказал ее, а теперь лживая тварь клевещет на него и несет не весть что!
— Я прошу, не губите меня, я хочу лишь справедливости!
— Стража! Взять всех троих! — крикнула принцесса. — Справедливость я вам обещаю!
Суд был публичный и собрал центральной площади целую толпу зевак. Обычно такого рода мероприятия проходили два раза в год: весной и осенью, когда уже в тюремном замке набиралось довольно большое количество подозреваемых в тяжких преступлениях карающихся смертной казнью. Мелкие преступления решались быстро и не публично. Но здесь был особый случай — замешена знатная особа племянник короля лорд Суден.
На площади стоял огромный эшафот, возле которого находилась королевская трибуна и судейский пьедестал, откуда озвучивали обвинения и слова защиты, но окончательное решение всегда принимал король.
День выдался жарким, солнце палило нещадно и судьи, а также обвинители и защитники в своих черных суконных мантиях, страдающие от жары больше всех, решили видимо не затягивать процесс.
Обвинитель был краток как никогда. Он изложил все предельно ясно и быстро. По его версии выходило, что девушка была кругом виновата и по совокупности преступления заслуживала непременно смертную казнь.
Никто даже и не сомневался в словах обвинения, ведь обвинителем выступал сам королевский племянник. Защитники тоже посчитали что дело решенное, лишь только попытались сменить смертный приговор на вечную каторгу на каменоломнях в виду молодости обвиняемой.
И не избежать бы той несчастной девушке неминуемой расправы если бы не вмешалась леди Милнена.
На удивление толпы, а тем более явно скучающего на трибуне отца, принцесса выскочила на эшафот, заставив своим поступком народ взбодриться. Тут же в толпе началось шептание и разные недоуменные разговоры. Но слово, взятое Миленой, заставило всех замолчать.
— Отец! — крикнула она. — И вы, почтенные жители Ринегала. Я призываю вас к справедливости!
Толпа раздалась одобрительными криками.
Единственным возмущенным оказался король Аргайг.
— Да в себе ли ты дочь моя? Кажется, тебе голову напекло, эко жарит не спастись! А ну-ка милая вернись под навес, не пугай нас!
— Я в себе и голову мне не напекло! Посмотрите на это милое создание, которое вы хотите приговорить к смерти! — она указала на привязанную к столбу девушку, до сей минуты потерявшую всякую надежду и мысленно попрощавшуюся с жизнью. — Я вижу в ваших глазах недоумение, мол, что тут решать, не может же благородный отпрыск королевского рода лгать и клеветать, не пристало так вести себя и позорить род бесчестием.
А, что же вы скажете про эту несчастную? Да здесь все ясно — скажете вы, оболгала достопочтенного человека, а еще из мести изуродовала ему лицо.
Толпа после этих слов аж взвизгнула. Король не верил своим глазам, глядя на разгорячённую дочь.
Лорд Суден, в маске закрывающей изувеченное лицо, сидел с лева от короля в надменной позе, не подозревая какая гроза разворачивалась над ним. Он и не мог себе представить, до чего может додуматься пытливый ум, этой совсем еще юной девушки.
Принцесса подошла к обвиняемой и провела рукой по ее густым светлым локонам.
— Не бойся милая все скоро кончится, но ты должна мне помочь.
— Я? — девушка встрепенулась, но тут же сникла, теряя всяческую надежду. — Чем я могу помочь? Мой удел умереть с позором.
— Ну, мы это еще посмотрим! Держись! — она отошла от нее к центру эшафота и громко крикнула воздев руки к небу. — Молю тебя Великий Владыка Света, не дай свершиться несправедливости и не карай невинную, ставшую жертвой подлых насильников!
Племянник короля после ее слов подпрыгнул в кресле и обратился к королю.
— Ваше величество, простите меня великодушно, но мне кажется ваша дочь слегка не в себе, видимо жара плохо влияет на рациональное восприятие окружающего. Я думаю, еще чуть-чуть, и она упадет в обморок.
— Что-то и ты весь дрожишь, дорогой племянничек, а мне вот даже стало интересно, что это там она придумала?
Милена продолжила:
— Посмотри мне в глаза, несчастная, — обратилась она к девушке. — Говори только правду! Твое тело девственно и непорочно? Говори!
Девушка зарыдала. Было видно, как она страдает.
— Ну! Не молчи. — немного оробев выпалила защитница, глядя на свою подопечную. — Ну что же ты! Говори!
— Нет теперь! — выкрикнула девушка превозмогая стыд и позор.
— Кто лишил тебя чести?! Говори, не бойся!
— Лорд…лорд…
— Ну же! Смелее!
— Лорд Суден, племянник короля! И… — она замолчала, опустив голову вниз.
— Ты не договорила, дорогая. Кто еще?
— Его слуги.
— Они сейчас здесь?
— Да.
— Громче!
— Да! Вон они на скамье. — Она указала кивком на тех двух амбалов, гнавшихся утром за ней, которые стояли у обвинительного пьедестала на специальной площадке.
— Ты уверена?! Иначе за клевету ты лишишься языка перед тем, как умереть!
— Да! И пусть меня покарает Великий Харуд если я вру!
— Стража! Взять тех двоих и лорда Судена тоже! — приказала запылённая Милена.
Приказ был ясен, со слугами так и поступили, но вот что было делать с племянником короля? Стражники, глядя то на его величество, то на испуганного лорда. Пока ясность не внес сам король, жестом давая понять, чтобы стражники схватили и его племянника.
Глядя на дочь он сказал:
— Я не знаю какую игру ты затеяла, но учти если ты ошибаешься, то мой гнев будет безмерен, а наказание суровым и ради той самой справедливости, к которой так яростно взываешь ты, пощады не жди! Ну, а сейчас заканчивай иначе нас всех здесь хватит удар.
— Хорошо, отец! Я поняла. Будь по-твоему! — согласилась Милена и уже обращаясь к девушке спросила. — Когда это было последний раз? Говори,
— Сегодня утром. Перед тем как я его….
— Отлично! Снимите с него штаны! Живо! — она показала на своего кузена. Тот завопил как резаный поросёнок.
— Нет! Вы что! Ваше велич…
Штаны были сняты, доказательства, как говорится на лицо, точнее на много ниже. Следы запекшейся крови на достоинстве лорда подтверждали слова несчастной девушки, а также говорили о скверном отношении к личной гигиене благородной особы. У тех двоих было тоже самое.
Толпа негодовала. Стражникам стоило огромных сил сдерживать бушующие массы народа.
Милена ликовала, ведь она до последнего сомневалась, едва держа себя в руках.
Король напротив был в гневе, если не сказать в бешенстве. Он вскочил со своего места, посылая проклятия на головы подлых лжецов и насильников, к тому же выяснилось, что они были причастны к смерти жениха той девушки. В общем по закону Касурдтерра их ждала неминуемая смерть. Но король, немного успокоившись решил иначе.
Дав знак толпе, король сказал:
— Славные жители Ринегала, если вы верны и преданы мне, значит вы верны и преданы всей справедливости закона, утвержденного еще нашими пращурами, который я неуклонно берегу и исполняю. Что совершили эти подонки? Убийство, скажете вы! Нет! Насилие? Нет! Клевету? Нет! Не это главное! А главное то, что они предали все идеалы нашего существования! Они отняли у этой несчастной не просто честь, а отняли веру в справедливость! Но я верну ее ей, ибо ради нее мы живем! Так скажем же спасибо моей мудрой не по годам дочери, за то, что она не дала нас обмануть и восстановила торжество справедливости!
— Спасибо!!! — кричала толпа. — Благодарим тебя!!!
— А теперь мое последнее слово! — все стихло. — Я приговариваю вас к позору, но не к смерти! Да будут отрезаны ваши поганые языки и ваши мерзкие отростки, чтобы рот ваш не извергал более лжи, а семя ваше не множилось. Ну и раз уж место во рту освободилось, затолкать им в ублюдочные глотки их обрубки и отправить верхом на свиньях на каменный разлом на вечную каторгу! Приговор произвести немедля!
— Вваше вваш величчествоо! — заорал обезумивший Суден. — Не губите! Я молю вас!
Кароль посмотрел на него с открытым призрением и без сожаления сказал:
— Ты опозорил королевскую фамилию, мерзкий гадёныш. Как хорошо, что твои благочестивые родители не видят этого позора! По воле Великого Харуда, они теперь стали частью благодатного света. Тебя же ждет иная участь!
С тех пор Милена ревностно защищала идеалы справедливости, будь то честь благородной особы или же судьба простолюдина.
Вспомнив об отце после слов Горана, в ее голове вдруг ясно всплыли его слова: «Даже на смертном одре, дорогая дочь моя, помни! Нет иной благодетели в мире кроме справедливости!».
***
Дверь в таверну открылась и на пороге появилось чудище, в котором едва можно было узнать человека, и уж точно ни в кой-то мере монаха. Не протрезвевший до конца, он стоял в проходе держась за дверной проем и слегка пошатывался. Мятая, измазанная конским пометом сутана едва прикрывала его срам и бледные колесообразные ноги. Один рукав был оторван и заткнут за пояс. На взъерошенной голове висела копна затхлого сена пополам с коровьем навозом. И на конец лицо его увенчивал сплошной фиолетовый бланш, напрочь закрывающий оба глаза. Подарок одного парнокопытного животного, которого вчера хотел подоить пьяный кейстуг. Ну не как он не мог взять в толк, что корова, которую он пытался дергать за титьки, оказалась двухгодовалым матерым быком, лягнувшим его задними копытами в морду так, что монах отлетел на добрые двадцать шагов, пробив головой заднюю стенку коровника.
Стоя на пороге, он поначалу издавал лишь не членораздельные звуки, а то и вовсе мычал силясь что-то сказать, но не в силах выговорить ни одного понятного слова.
Лишь только знакомый голос брата, окликнувшего его, более-менее привел его в чувства, и он мало-помалу начал понятно изъясняться.
— Брат Жоф! Ты где брат Жоф? — завопил испуганно Гут. — Помоги мне! Эти нелюди лишили меня глазей! Я ничего не вижу! О белый свет, как я теперь без тебя?!
— Успокойся ты, бестолочь! — сказал Жоф. — Как? Присмирел?! То-то же. Глазей он лишился. Лучше бы ты башку потерял, чем, в который раз, замарал честь всего Пантихара!
— Брат! Не стыди калеку! Вишь, как меня изуродовали, кажись вон и мозги протекли! Чую теперь дураком стану!
— Да мне кажется мозги ты и вовсе пропил! Иди прочь от сель горемыка, я тебя потом поспрошаю!
Уилфод смеялся, как ребенок, вид этого монаха был столь безобразен и одновременно смешон, что от задорного веселья никто из присутствующих не удержался.
Это, пожалуй, был единственный короткий миг радостного смеха за последнее время.
Трагические события развивались со скоростью молнии, нарушая привычный ход времени. То, что еще вчера было нормальным, теперь теряло необходимость к существованию, расставляя в головах на первые места другие приоритеты.
Как не тяжело было Горану расставаться со своими сыновьями, но нужно было ехать, ибо решалась судьба всего государства. И он волей проведения мог помочь родному дому выстоять в неравной борьбе с разбойниками.
Вдобавок ко всему, была у него вещица, доставшаяся ему по случаю на столичном базаре от одного старого торговца всякой рухлядью, которую он берег в тайне от всех до поры до времени.
Передавая ее Горану старик сказал:
— Сия вещь безделушка в обычных руках, но придет тот день, когда ты встретишь особый знак, который отпечатан на теле благородного человека. Не ищи его, он сам найдет тебя. Пантихар будет с ним. И тогда ты отдашь ему, то что получил от меня. Случится это, когда брат пойдет на брата, не раньше, не позже! Ступай!
Больше старик не проронил ни слова, как Горан не пытался его разговорить. Было это еще четверть века назад.
И вот, когда он познакомился с Уилфодом, та встреча со стариком, как-то само-собой, всплыла в его памяти. Начавшаяся междоусобица, о которой поведал молодой лорд королевской крови, и странные монахи из древнего ордена Пантихара, о котором он мало, что знал ранее, все эти совпадения перекликались с тем, что поведал тот столичный торговец. Оставалось увидеть особый знак. Но внутренний голос подсказывало ему, что Уилфод — и есть тот кому нужно передать ту вещицу!
Попрощавшись с детьми, собрав наскоро кой-какую провизию, Горан вывел из конюшни самых лучших лошадей. Глядя на маленькую Рисги, он решил забрать и повозку.
Через час все приготовления были окончены, и наши друзья снова двинулись в путь.
Предстоял не простой переход до Милинора. В пути им придется провести дня три до ближайшего постоялого двора, а потом еще дня четыре до самого города.
Первый участок пути не вызывал особых затруднений. Дорога была хорошо наезжена и пролегала вдоль узкой реки на открытой местности, временами пересекая не большие пролески и рощицы, захватывая несколько деревушек. А вот вторая часть предстоящего пути — отсюда начинались владения Милинора, делилась на два участка:
Первый — пролегал через Западную гать, которая пересекала труднопроходимые болота, второй же, весь проходил через лес, до самого города.
Был конечно и другой путь, связывающий Милинор с Лиэрсулом, он пролегал южнее и огибал болотистую местность и лесную полосу, но был на много длиннее и подходил для больших торговых караванов.
— Так, сажайте этого слепого засранца в повозку и тронулись. — обратился Горан к Жофу, ведущему под руку брата и уже обернувшись к Милене тихо сказал. — Осмелюсь и вам предложить тоже самое, ваше высочество.
— Прошу вас, Горан, зовите меня Милена. Какая я теперь принцесса?
— Простите, но пока я жив, я буду бороться за ваше право быть принцессой и уж точно за право стать королевой Касурдтерра. Клянусь Владыке Света перед ликом Энкиль.
— И я клянусь тебе, сестра. — воодушевленный этим словами, молвил Уилфод. — И пусть цепи Морога разорвутся и освободят подлую сущность, если голова лорда Кронгура не будет лежать у твоих ног.
— Миледи, — встрепенулся от услышанного всегда преданный Киг. — Знайте, что нет на свете человека преданнее и вернее, чем я. Чтоб меня растерзали злобные форги Ривгура, если я вру.
— Ну, а мы с братом, ваше высочество, клянёмся служить верой и правдой святому делу, на которое идем. — сказал Жоф, подсаживая Гута на повозку. — Вернуть Касурдтерру истинную королеву! Ну и как лица духовные, мы будем молить Великого Харуда, за те не совсем праведные деяния, которые нам вдруг придётся совершить.
— Да! И если бы не мой недуг, — извиняющимся тоном произнес Гут. — О, я проклят навеки!
— Уймись, зараза! — осадил брата Жоф. — Проклят он! Я сколько раз тебе говорил не пить, когда меня нет рядом? Каждый раз куда-нибудь вляпываешься! Сиди и молчи, сейчас сделаю тебе компресс и завтра будешь как новый. Правда не мешало бы сделать компресс и еще к одному месту! А ну-ка где твой «гнев праведника»?
— Сечь будешь? — обреченно сказал монах.
— Вот прозреешь сведаешь!
Первым задорно засмеялся Уилфод. Забавно было наблюдать за этими
довольно немолодыми людьми, как они относятся друг к другу. Здоровенные как скалы, они порой не сдерживали свой буйный норов, а иногда наоборот были кроткими и рассудительными, могли найти такие слова, от которых вдруг становилось теплее на душе. И уж точно с ними не было скучно. Да и, как можно соскучиться с эдакими пройдохами, когда не знаешь на какой еще подвиг они способны.
Уилфод вдруг подумал, что если бы все случилось иначе? Не встреть он Милену, тогда в лесу, он вполне мог сейчас болтаться в петле на площади Справедливости в Ринегале или же гнить в тюремном замке с остальными кому не позволила совесть и честь стать предателем.
И потом все эти люди, повстречавшиеся ему на пути, ни есть ли это невидимая рука Владыки Света? Быть может еще не все потеряно для него и для всего Касурдтерра? Конечно он понимал, что как прежде уже никогда не будет, но иначе чем сейчас вполне может быть. И ему нужно приложить все силы для создания нового мира, мира где было бы торжество справедливости и чести.
Так он думал отправляясь в Милинор, делая очередной шаг в пугающую неизвестность. Что же ждало их там? Оставалось надеяться на лучшее.
Ну и конечно его волновало, что там с Лиэрсуолом? Какой план придумал Кейтон? Удастся ли им сдержать первый натиск нападавших?