Пророчества.

Чай уже остыл, и я стойко подавляла зевки. Хотелось, наконец, выдворить уже засидевшихся гостей и бухнуться в мягкую постельку с фиалковым бельем. Мой брат понимал скрытые намеки, а вот Селестина, его взбалмошная супруга, продолжала нервно рассказывать о своем новом медиуме.
— Она снимает с меня порчу. Если все пройдет, как надо, то через три месяца я смогу найти работу.
Я очень старалась, чтобы моя ироничная улыбка не просочилась наружу. Селестина не только верила во всякую чушь, но и была крайне обидчивой.
— Три месяца? Это здорово. А ты уверена, что… э-э-э… (в самом деле, не спрашивать же ее прямым текстом не очередная ли это шарлатанка) …что это сработает? — вежливо завершила я вопрос.
— Конечно. Она очень сильная. Я не знаю, кто наложил на меня эту порчу, но уж очень скоро я от нее избавлюсь.
Нортон закатил глаза к потолку. Я замаскировала свой безнадежный вздох глотком остывшего чая. Селестину за последний год увольняли три раза. Но, как негласно решили мы с братом, не из-за порчи, а из-за отсутствия какого-никакого ума. Разве можно говорить начальнику то, что ты о нем думаешь? Да еще и в первую неделю работы.
— Но самое главное, — не замечая нашей прохладной реакции, продолжала Селестина. — Мадам Дюбайи сказала мне, что…
Она замялась. Исподлобья взглянула на меня. Я вдруг поняла, что моя гостья весь вечер была напряжена: она съела целых две порции фирменной сырной запеканки и даже не пожаловалась на ее калорийность.
— Ну, что же? — саркастично подбодрил Нортон свою супругу, незаметно бросая мне взгляд в стиле «прости, пожалуйста, что я женился на сумасшедшей».
С братом мы всегда понимали друг друга без слов.
— Она сказала, что в моем близком окружении есть еще один медиум. Скрытый. Но очень сильный. Который может предсказывать и изменять будущее.
Я глубокомысленно кивнула. Как еще отреагировать на подобный бред? Нортон же вообще сорвался:
— Скажи, пожалуйста, что это я. Ну, позязя! Тогда я предскажу, что на следующих выборах победит Жан Дюжарден. Вот весело-то будет!
Селестина бросила на своего благоверного красноречивый взгляд. «Какой же ты недалекий», — кричали ее расширенные зрачки.
— Нет, конечно, Нортон. Это Николетт.
Я устало стукнула чашкой по столу.
— Я? Боже правый, какая честь…
Моя неприкрытая ирония-таки просочилась наружу. Селестина покраснела.
— Давай я приведу тебе простой пример, — произнесла она с упреком. — Помнишь, как мы гуляли по Набережной и увидели, как строится ресторан. Тебе понравилась идея, и ты написала рассказ.
— Тот, где умершая девушка отомстила целому городу, спалив новый бар? — лениво протянула я, припоминая события пятилетней давности.
— Да! Тот самый. А знаешь ли ты, что тот ресторан в Марселе сгорел в первый день открытия? Погибло более пятидесяти человек. Как и в твоей книге.
Мы с Нортоном обменялись долгим взглядом.
— Хочешь сказать, что, это я их убила? — с сомнением протянула я.
— Слушай, а она права, — вмешался мой брат со слегка окаменевшим лицом. Помнишь твою соседку мадам Шелбин?
— Соседку?
— Ну, ту, что жила под тобой в твоей предыдущей квартире.
Я неопределенно кивнула и зажгла тоненькую сигарету. Нортон поморщился: он ненавидел запах дыма. Но раз уж они засиделись у меня в гостях, то придется ему потерпеть.
— И что случилось с этой старой каргой? — продолжила я бредовый диалог.
— Героиня твоего романа переехала ее на машине. Так вот, я недавно узнал, что старушку, и правда, сбили.
Селестина подпрыгнула на месте, затем вскочила и схватила с полки мое первое издание рассказов. Я поморщилась при виде ее слегка жирных от эклерного крема пальцев на чистенькой ярко-красной обложке.
— Да, я помню ту историю! — взволнованно провозгласила она. — Так ты взяла персонажа из жизни?
— Ну, — я стряхнула пепел прямо в чашку, где еще плавали остатки чая, — сходство, конечно, есть, но…
— Вот, я же говорила, — Селестина швырнула дорогую моему сердцу книжку на диван, чем вызвала волну возмущения у всего моего существа. — То, что ты пишешь, сбывается на самом деле!
Она, не спрашивая, достала из моей пачки сигарету. Видимо, ее безумно взволновал мой сомнительный дар, раз она решила впервые в своей жизни покурить.
Нортон незаметно расстегнул пуговицу на джинсах: коварная запеканка давила его живот изнутри. Я бережно взяла в руки свою первую книгу и осторожно пролистала несколько страниц.
— А ведь, и правда, — задумчиво выдала я, босая окурок во внезапно ставшую пепельницей кружку. — Моя бывшая коллега Маша меня так бесила, и я написала про нее рассказ «Черная вдова».
— И? — брызнула слюной Селестина.
— У нее муж погиб полгода назад. А вчера я узнала, что новый жених выпрыгнул из окна.
Мы помолчали. Брат вновь поймал мой взгляд. Селестина, крутящая в руках незажженную сигарету многозначительно кивнула.
— Слушай, тогда немедленно напиши, что ты нашла клад в клумбе, — возбужденно вскричал Нортон, вставший с дивана и по-хозяйски роющийся в моем баре. — А я прямо завтра куплю лопату!
— Ты – дурак, — процедила Селестина, принимая из его рук стопку с дижестивом (ай, мой дорогущий коньяк, я так хотела открыть эту бутыль на Новый год). — Послушай, Николетт, тебе больше нельзя писать страшные истории. Придумывай что-нибудь хорошее. Доброе.
— У моего папы – рак, — категорично ответила я. — Я не могу писать ничего доброго. Уж, прости.
Нортон залпом выпил коньяк и налил себе добавки. Он тоже переживал за болезнь отца.
— Тогда пиши про людей, которые не существуют, — решительно парировала Селестина. — В конце концов, зачем тебе персонажи из жизни?
— Я и не беру реальных людей в свои книги, — огрызнулась я. — Иногда они просто похожи.
— Это все совпадения, — так и не застегнув пуговицу джинсов, Нортон встал и взял с письменного стола ноутбук. — Давай проверим. Напиши что-нибудь плохое.
— Не вздумай! — закричала Селестина.
Соседи меня убьют. У них же годовалый ребенок, а тут какая-то истеричка орет, как резаная, в час ночи.
— Напиши про нашу двоюродную тетку. Помнишь, мы ездили к ней прошлым летом, когда Селестина была в командировке в Мадриде? — подмигнул Нортон.
Я злобно посмотрела на брата.
«Да ладно тебе», — ответили искорки в его глазах.
— Она старая и стервозная. Идеальный вариант, чтобы проверить теорию.
— Перестань, — Селестина вдруг заплакала.
Я открыла ноутбук. Ей назло.
— Ладно. Пишем.
«Старая карга Бернадетт шла по своему темному особняку, как вдруг услышала странный звук».
— О, да! Пусть она спустится в подвал и провалится под пол! — подпрыгнул от нетерпения братишка.
— Это будет художественно неинтересно, — парировала я. — Лучше пусть ее убьет сумасшедший двоюродный племянник по имени Нортон.
— А меня за это не посадят?
— Боже, что вы делаете? — Селестина вскочила с кресла и трагически начала заламывать руки. — Вы хоть понимаете, что это случится? По-настоящему! Какие же вы все-таки…
Не договорив, она схватила свою потрепанную сумочку и малиновый шарф. Нортон виновато улыбнулся и последовал за насмерть перепуганной женой. Бредовый диалог имел один явный плюс: гости, наконец, ушли, и я, даже не убирая со стола, со всего маху плюхнулась в объятия фиалкового одеяла и подушки.
***
Три недели спустя, когда я, одевшись в изляпанную краской робу, малевала выцветший забор, в кармане призывно зазвонил мобильный.
— Нортон уже сказал тебе? — закричала трубка голосом Селестины.
— И тебе здравствуй, — добродушно ответила я, аккуратно положив кисть на баночку с краской. — Сказал что?
— Ваша тетка! Та самая! Умерла!
И какие же мощные у нее голосовые связки. Чуть громче и можно распрощаться с барабанными перепонками.
— Ты шутишь? — спросила я, поджигая сигарету. В конце концов, я уже два часа не устраивала себе перерывов.
— Я? Шучу? Николетт, ты убила ее. Я предупреждала. Как ты могла пойти на поводу у моего глупого мужа? Зачем предрекла ей смерть?
— Селестина, послушай…
— Нет. Это ты меня послушай. Я перечитала все твои рассказы. Скажи мне честно: Леста из твоей последней книги – это я?
— Кто? — я выпустила дым в надоевший мне до чертиков забор и попыталась припомнить всех когда-либо созданных персонажей. Но в голову почему-то лезли дурацкие мысли о том, кто поет песню «Je ne suis pas un héro». Видимо, добротная краска оказалась слегка токсичной.
— Леста из «Коварный супруг». У нее имя почти как у меня.
— Боже, да нет. Она толстенькая брюнетка с жутким характером и склонностью к суициду. Ты там и рядом не стояла, — я раздраженно затушила сигарету и швырнула ее за забор.
Мадам Розкан, прогуливающая свою болонку у моих ворот, укоризненно поджала губы.
— Да, но у нее тоже голубые глаза. Скажи мне честно. О ком ты думала, когда создавала этот типаж?
— Хорошо, — сдалась я под напором ее совершенно женской логики. — Про мою бывшую коллегу из Le Mag. Ее звали Лесси, и она тоже любила дешевый виски и сигареты Vogue.
— И что с ней стало сейчас? — тихо спросила моя собеседница.
От ее внезапного спокойствия у меня по коже прошел ощутимый холодок, и руки покрылись «гусиными пупырышками».
— Я не знаю, — честно призналась я.
— А ты узнай, — обиженно гаркнула трубка. — Немедленно узнай!
— Неужели ты думаешь, что…
Я вдруг поняла, что разговариваю сама с собой. Селестина отключилась. Я со злостью швырнула мобильник в политую клумбу. Чертов Нортон! Зачем он предложил литературно «убить» тетку?
***
— Послушай: «Леста взяла в руки сотовый телефон мужа и решительно разблокировала экран. Все три новых сообщения были от его любовницы. Она грузно осела на пол и…»
— Селестина, ты звонишь мне в середине рабочего дня, чтобы процитировать мой же рассказ? — я помешивала в сковородке овощную бурду: сегодня на ужин должен прийти Марк, а он, к сожалению, всегда был вегетарианцем.
Планшет с недовольным лицом издателя, висящего в скайпе в ожидании моего вердикта по поводу новой обложки, что-то громко пробурчал.
— Ты выяснила, что случилось с твоей коллегой? — вместо оправданий спросила меня трубка. — С той, что стала прототипом Лесты.
— Нико, я тебе скинул три обложки на почту. Посмотри их и выбери уже ту, что нравится, — раздраженно подвел итог издатель из потемневшего от разряженной батарейки экрана.
Сковорода мстительно зашкварчала и выстрелила в стену шипящим грибом. Надо было сделать газ поменьше.
Обозленная на весь мир, я вышла из пропахшей кабачками кухни на улицу, где тут же попала под мерзкий дождь.
— Ну так что же? — продолжал предательски звенеть в ухе голос Селестины.
— Все у нее в порядке, — огрызнулась я, поджигая подмокшую сигарету. — Ты за этим мне звонишь?
— Да, — драматически вздохнула Селестина. — Если у нее все в порядке, это значит, что ты писала персонаж с меня. И у МЕНЯ, как раз, все в полном беспорядке.
Я, совершенно запутанная ее логическими цепочками, лишь вздохнула.
— Знаешь, что Нортон мне изменяет? — безапелляционно заявила трубка. — Я нашла в его телефоне переписку с другой. Все, как и в твоем чертовом рассказе.
От неожиданности я громко ойкнула и уронила сигарету. Ее оранжевый фитилек потух, так и не долетев до земли.
— Все сбывается! Все сбывается! — продолжала обвинительно гундеть трубка.
— Моя дорогая, — наконец, вернулся ко мне голос, — я написала около двухсот рассказов и четыре романа. Если бы они все сбылись, у нас в городе не осталось бы ни одного живого человека.
Трубка возмущенно молчала. Я зашла в теплый дом, где мессиво в сковороде издавало совершенно несъедобный аромат горелого лука.
— Мне очень жаль, что Нортон тебе изменяет. Хочешь, я, на правах старшей сестры, вправлю ему мозги?
— Нет, — хрипло ответила Селестина. —Лучше напиши рассказ, где у меня все хорошо. Пророчица хренова.
Я слышала, как она швырнула телефон. Наверное, он ударился об стену. Сигнал тут же пропал. Я выключила газ и приняла единственно правильное решение: позвонила своему брату.
***
Отменив свидание с Марком и заказав себе на ужин пару пакетов китайской еды, я лениво валялась на старом диване в обнимку с пузатым бокалом коньяка, открытого распоясавшимся братом. По телевизору шла очередная серия «Последнего героя».
День выдался тяжелым.
«И зачем я наорала на Нортона?» — постоянно спрашивала частичка совести, выжившая в неравной борьбе с алкогольным напитком.
«Потому что он – дурак», — умело аргументировала женская логика.
На телеэкране «красные» ожесточенно боролись с «желтыми» за право съесть огромную пиццу.
Дверной звонок вдруг громко запиликал. В десять вечера?
Я подскочила с дивана, чуть не уронив при этом свой верный бокал, и, заинтригованная, отправилась открывать дверь.
На пороге стояла совершенно невменяемая Селестина.
— П-п-привет, — от неожиданности начала заикаться я. — Что случилось?
— О, Николетт, я… мне… мы поссорились с Нортоном…
И повезло же моему брательнику: оказывается, сегодня вся женская часть нашей скромной семьи решила устроить ему трепку.
Селестина, не разуваясь, прошла в зал и бухнулась на мое насиженное место.
— Можешь переночевать у меня, — сочувствующе произнесла я и, заметив, что гостья не только прихватизировала диван, но и мой бокал, со вздохом пошла на кухню за новой посудиной.
— Я боюсь твоего пророчества, — Селестина прикончила коньяк и вызывающе посмотрела на меня. — «Когда Леста проснулась, то увидела, что ее ненавистный супруг не побежал к любовнице. Он смирно лежал в постели и тоскливо улыбался. Леста прикрыла одеялом нож, торчащий из его груди, чмокнула холодные губы и с чувством выполненного долга пошла готовить завтрак.»
Я поежилась. Конечно, мне льстило, что хоть кто-то помнит мои рассказы наизусть. Но по коже все равно побежали противные колкие мурашки.
— Неужели теперь меня это ждет? — Селестина взъерошила свои и без того перепутанные лохмы.
— Да нет же, — я решительно отпила глоток коньяка, чтобы унять внезапную дрожь.
— Я была сегодня у мадам Дюбайи, — перебила меня Селестина. — И она сказала мне, что…
— Пожалуйста, давай не будем говорить про твоего медиума, — устало пробормотала я.
— Но она мне все объяснила. Про тебя, про Нортона.
— И что? — заинтересованно заморгала я.
— Ты — ведьма, Николетт. И все пророчества твоих романов сбываются!
Я отвернулась, словно получила виртуальную пощечину. Нет, это уже слишком.
— Значит, твоя мадам Всезнайка считает меня ведьмой? А если я скажу тебе правду?
— Какую правду? — вдруг сжалась в комок Селестина.
Мне стало ее по-настоящему жаль.
— Соседка по имени мадам Шелбин никогда не существовала. И у нас с Нортоном не было никакой тетки. Да, и моя подруга Маша замечательно живет со своим мужем, который, представь себе, ни капельки не умер.
— Что-о-о-о? — Селестина так открыла рот, что будь в комнате немного больше света, я бы точно узрела ее гланды.
— Мы тебя разыграли, — я в знак виноватости склонила голову и начала щелкать костяшками пальцев.
— Но… Зачем?
— Боже, милая моя, ты так веришь в этот бред, что Нортон не смог удержаться. Он заговорил про несуществующую соседку. Взглядом попросил ему подыграть, — я пожала плечами. — Ну, прости нас. Я сегодня уже устроила ему хорошую трепку за то, что он продолжал морочить тебе голову. А тебя, надеюсь, это научит не доверять шарлатанским медиумам.
В комнате повисло молчание. Селестина полезла в сумку за пачкой одноразовых носовых платков. Я с сожалением пополнила ее опустевший стакан своим любимым напитком.
— Значит, все это неправда? И нет никакого проклятья от того, что Леста похожа на меня?
— Нету, — грустно развела я руками. — Ни один из моих рассказов не был пророческим.
— Но сгоревший ресторан?
— Очнись, Селестина! Это просто совпадение! Так бывает. Но муж Маши не покончил жизнь самоубийством только потому, что я написала об этом. Неужели ты думаешь, что, если Леста в моей книге сошла с ума и убила своего дурацкого мужа, то ты сделаешь то же самое просто потому, что у нее похожее имя?
Она бросила в сумку смятый платок. Грустно покачала головой.
— Но я уже это сделала.
— Что-о-о? Селестина, мне не нравятся твои шутки!
— Я — Леста. И, представь себе, один твой рассказ оказался по-настоящему пророческим.
Последнее, что я увидела, это маленький револьвер, блеснувший в ее неухоженной руке. Ловко же она прикрыла его носовым платком.
— Передай привет своему брату, — отчеканила Селестина, выпуская мне пулю в лоб.
Ekaterina PERONNE
21/10/16 Париж