С чего все началось? А с Сёмки! Это он приволок в деревню старую сосну, которая уж не помню сколько лет, торчала у въезда в деревню.
…Ночью был сильный ветер, а утром пьяный Сёмка, возвращаясь из соседнего села от полюбовницы своей Марии, наткнулся на упавшее поперек дороги дерево. По словам Сёмки выходило, что когда он попытался прицепить дерево к трактору и отволочь в сторону, кто-то запищал противным голосом:
—Осторожней, сволочь!
Семён клянется, что в голосе том, узнал Ваньку Хромого, который, почитай с год как, уехал в город на заработки, а до той поры постоянно торчал возле старой сосны с транзисторным приемником.
Семён, разом протрезвев, вскочил в трактор и дав полный ход примчался в деревню. На тросу за трактором, подпрыгивая на ухабах и болтаясь из стороны в сторону, в деревню въехала старая сосна. Распугивая кур с гусями, и с опаской оглядываясь через плечо, Сёмка прокатил по центральной улице аж до сельпо. Мужик клянется, что когда он, бросив трактор у магазина, рванул внутрь за чекушкой, в след ему раздался голос того же Ваньки:
—Да раскудрит тебя, Семён! Не дрова же везёшь!
Но только после того как растолкав бабок и взяв без очереди водку, он, тут же у прилавка опорожнил бутылёк до половины, смог Семён рассказать об этой напасти….
Наши бабки—это отдельный разговор! По причине полной и безысходной скуки в деревне, каждая новость обсуждалась ими по полгода и во всех разрезах, не теряя при этом своего вкуса и актуальности. Вот и на этот раз четыре, раздвинутые Сёмкой в разные стороны, старухи шумно загалдели, как сороки в бузине у речки:
—Брехун!
—Точно! С утра бак заливаешь, нехристь!
—Я, бабы, давно за Сёмкой наблюдаю, —толкая локтем соседок, изгалялась бабка Фроська, особа языкастая и вредная. —Слушала б, его ирода, как радиво! Уж как зачнет, языком молоть, так ухи сами раскрываются!
—Да чиво вы, курицы, расквохтались? —из угла поднялся дед Ерёма, дремавший тут же на скамейке после утренней бутылки портвейну.
—Как водка? Свежая? —спросил он подойдя, у хмурого Сёмки.
Сёмен держа в руке недопитую чекушку, и уже почувствовавший расслабляющее действие алкоголя на организм, молча кивнул в ответ. Дед Ерёма осторожно вынул из его рук бутылочку, одним глотком допил и вытащив из-за уха беломорину, сказал:
—Тут ить, разобраться надоть! Айда все на улицу!
Ведомый дедом народ хлынул на воздух.
—Ни хрена себе! —раздалось со стороны трактора. —Вот это депутация!
Народу в нашей Горюхе осталось всего ничего. Душ сорок с гаком. Старики да старухи. Молодежь вся разъехалась по стройкам да городам в поисках лучшего и счастливого проживания. И самым молодым теперь был Сёмка—тракторист, любитель выпить и вообче, первый парень на деревне. Вот его-то, как самого молодого и отправили за председателем. Пока Семён, оскальзываясь на траве и наступая на коровьи лепешки, оставшиеся после стада, бегал на другой конец села, народ наш, привлеченный шумом у сельпа постепенно стягивался со всей деревни. Бревно же, гнусавым голосом Ваньки издевалось над дедом Ерёмой:
—Что уставился, старый хрыч? —вопрошало оно. —Дерева не видел, чтоль?
—А ты…а вы…—заикался дед. —Чудеса!
—Поди-ка поближе, —подзывал голос. —Я те ща такое чудо покажу… Что света белого не взвидишь!
Бабки, за спиной Ерёмы, перешептывались и крестились. Такого у нас в деревне отродясь не бывало!
Ну, было, что бухгалтер Андрюха Репейник, в колодец пьяным упал и орал оттуда всю ночь похабные песни….
Было, что Сёмка, ночью влез в избу к деду Пантелею. Спьяну перепутав с домом соседки Клашки. И старик испужавшись, всю ночь палил из ружья по любым подозрительным теням….
Было, что корову запустили на этом, пес его нюхай, дельтиплане….
Это было! Но что б бревно и с голосом? И впрямь чудно как-то!
