Неподалёку от ручья Аш Суомп Брук Проспер любил ловить рыбу – устраивал настоящий подлёдный лов: лунку прорубал пешнёй с намотанной на руку бечёвкой, чтобы лом случайно не ускользнул под воду; снасти собирал заблаговременно: пару видов блесны и мормышек всегда держал при себе; компактную пластиковую удочку прятал в сапог; а кукурузу расталкивал по флису, накинув сверху непромокаемую курточку.

Когда Кельвин появился у пруда, Проспер, с веснушчатым лицом, подал ему знак, что всё в порядке. Мальчик увлечённо наживлял крючок, с желанием показать, что он уже не новичок подлёдного клёва. Вот только Кельвин не оценил, – на водоёме юнец был совсем один.

— Что на это раз?

— Корюшка… — От солнца Проспер щурился. — Никому не расскажете?

— Кому я должен рассказать? И так понятно, что ты здесь… Я принёс тебе «спасалку». — Кельвин отшвырнул на мокрый снег моток верёвки, на конце которой были нанизаны два гвоздя.

— Я не провалюсь, я лёгкий, – забасил Проспер, голос которого начинал ломаться.

— Не замёрз? – спросил его Кельвин.

— Не-а… — Проспер бросил наживку в лунку и стал ждать.

— Нужно брать вон там – у бугров с канавками… да сразу кого-нибудь покрупнее.

— Она вся сюда переплыла, – схитрил юнец.

— Корюшка – слабый пловец, она не сможет пройти к твоей лунке, а ей ещё возвращаться через порог на нерест… Помнишь легенду, как французы попытались вернуть колокол, предназначенный для Квебека? Так вот, этот колокол оказался изначально краденным, а это не могло принести удачу.

— Так они его вернули?

— Вон видишь плотину? События происходили прямо за ней. Рейдеры сносили частоколы и уводили к себе малолетних и женщин. По льду их гнали вверх по реке и вниз по Винуски до озера Шамплейн. Оттуда они направлялись в Чамбли, где индейские похитители рассеивались. Здешние общины собирали средства для выкупа пленных.

— Неужели, всё ради выкупа?

— А что по-твоему?.. Рейд впоследствии стали воспринимать как празднование исключительных амбиций американцев. А канадцы повернули всё так, как если бы это нужно было для тренировки сноровки… Но всё это лишь в назидание за украденные плодородные земли.

— Что же случилось с теми женщинами и детьми?

— Если мужчин удавалось вернуть, то женщины и дети были более податливы, чтобы их приняли в семьи могавков. Многие молодые женщины остались, но не из-за принуждения, увлечения приключениями на свежем воздухе или странностей жизни в чужом обществе, а потому что они перешли в устоявшуюся жизнь в новых сообществах и сформировали узы семьи… Проспер, Рейчел приходила ко мне.

— Что вы ей сказали?

— Ты у неё молодец… Скажи, она так и не нашла себе мужа?

— После отца она пытается сорвать джекпот в инстаграме, но… пока ей попадаются одни лайкнутые.

— Мы все думаем, что нас должно хватить надолго, еще на много лет, отчего мы останемся довольными. А ближайшая цель – это хорошее замужество с честным человеком из общего круга и воспитание детей… Послушай, на старости лет я стал общаться с тобой, а твоя мама… я горюю.

— О чём?

— О беспомощности своей, о своём ужасном одиночестве, о жестокости людей, о жестокости Бога, об отсутствии Бога…

— Мама говорит, что вы скряга.

— Так и говорит?

— Да. И поэтому у вас нет компьютера.

— Зачем он мне?

— Чтобы узнавать об успехах других. Оценивать их… Выложили бы фотки, где вы с котом в руках.

— Да, ты прав: когда ты кажешься успешным, другие оценивают тебя более благосклонно.

— И в вас тоже найдут достоинства, когда вы выложите свою коллекцию Amtrak.

— Я думал, что самое главное в жизни – убедиться, что никому нет дела…

— Наоборот, – Проспер поиграл удочкой в лунке, – всем должно быть дела!

— Это не может быть! Не может быть, но есть.

— Что, дядя Кельвин?

— Всё это ужасный огромный обман, Проспер. Как ужасно и как глупо! Помнишь рассказ про чиновника и гардину? На этой гардине, он, как на штурме, потерял жизнь… а всего лишь хотел доказать себе и окружающим, что успешен… и успешен во всём… И его служба, и его устройства жизни, и его семья, и эти интересы общества и службы, – всё это могло быть не то, понимаешь? Он попытался защитить пред собой всё это. И вдруг почувствовал всю слабость того, что он защищает. И защищать нечего было… — Старик обошёл мальчика с другой стороны и положил ему на плечо руку: — Ты помнишь малиновую коробку из-под обуви у меня в трейлере?

— Та, что за вашим диваном?

— Возьми её однажды, если тётя Эбигейл про неё забудет.

— Хорошо… а что в ней?

— Просто возьми её.

— А когда я пойму, что её можно брать?

— Ты поймёшь, уверяю тебя.